Шрифт:
— Я гражданин и исправный налогоплательщик, — заявил я. — И требую, чтобы вы по окончании своей опустошительной деятельности все вернули в первоначальное состояние.
— Пусть это вас не беспокоит, мистер Уоррен, — сказал инспектор полиции сержант Литтлер. — Городские власти об этом позаботятся. — Он улыбнулся. — Независимо от того, найдем мы что-нибудь или нет.
Он, разумеется, имел в виду тело моей жены. Пока они его не нашли.
— Для этого вам придется потрудиться, сержант. Весь сад перекопан. Лужайка
Мы сидели на кухне, и Литтлер не спеша потягивал кофе. Он все еще был преисполнен уверенности.
— Общая площадь Соединенных Штатов составляет три миллиона двадцать шесть тысяч семьсот восемьдесят девять квадратных миль, включая водоемы.
Он явно выучивал такие цифры специально для подобных случаев.
— Включая Гавайские острова и Аляску? — язвительно спросил я.
Он не рассердился.
— Их, я думаю, мы можем исключить. Как я уже сказал, общая площадь Соединенных Штатов три миллиона двадцать шесть тысяч семьсот восемьдесят девять квадратных миль. Это горы, города, фермы, озера и пустыни. И тем не менее, если человек убивает свою жену, он неизменно закапывает ее на своей территории.
Естественно, подумал я. Самое безопасное место. Если это сделать в лесу, то какой-нибудь бойскаут в поисках наконечников для стрел непременно наткнется на нее.
Литтлер снова улыбнулся.
— Каков точный размер вашего участка?
— Шестьдесят на сто пятьдесят футов. Вы хотя бы понимаете, что я потратил годы на то, чтобы создать в саду слой плодородной почвы? Ваши люди подняли весь дерн, повсюду вылезает глина.
После двух часов, которые он провел здесь, он все еще был уверен в успехе.
— Боюсь, у вас будут более серьезные причины для беспокойства, чем плодородная почва, мистер Уоррен.
Через окно кухни я видел задний двор. Восемь или десять человек, служащих городского управления, под присмотром полиции серией траншей перекапывали мой двор. Литтлер наблюдал за ними.
— Мы очень основательны. Возьмем на анализ сажу из вашей трубы, тщательно проверим пепел в камине.
— У меня отопление на мазуте. — Я налил себе еще кофе. — Я не убивал жену. В самом деле не знаю, где она.
Литтлер взял еще сахару.
— Тогда как же вы объясняете себе ее отсутствие?
— Да никак не объясняю. Эмили просто упаковала ночью чемодан и ушла от меня. Вы заметили, что часть ее вещей исчезла?
— Откуда я могу знать, что у нее было? — Литтлер взглянул на фотографию моей жены, которую я ему дал. — Не сочтите за бестактность, но почему вы на ней женились?
— По любви, конечно.
Это было совершенно неправдоподобно, и даже сержант этому не поверил.
— Ваша жена была застрахована на десять тысяч долларов, не так ли? И в вашу пользу?
— Да. — Страховка, конечно, имела значение, но не главное. Основная причина, по которой я избавился от Эмили, была весьма уважительной — я больше не мог ее выносить.
Нельзя
Мы с Эмили работали в Компании бумажной продукции Маршалла. Я — в качестве старшего бухгалтера, Эмили же была добросовестной машинисткой без каких-либо видов на замужество. Она была заурядной, тихой, скромной женщиной. Одеваться хорошо не умела; беседы ее ограничивались обсуждениями погоды. Единственным ее интеллектуальным занятием было беглое просматривание газет.
Короче говоря, она была идеальной женой для человека, в представлениях которого брак — это некое соглашение, а не романтический союз.
Но совершенно поразительно, как, заручившись законным браком, заурядная, тихая, покорная женщина смогла превратиться во властную и сварливую жену. Она могла быть хотя бы признательна мне.
— Какие у вас были отношения?
Плохие. Но я ответил иначе:
— У нас были разногласия. Но у кого их нет?
Сержант, однако, был хорошо информирован.
— По словам ваших соседей, вы с женой почти непрерывно ссорились.
Говоря о соседях, он, конечно же, имел в виду Фреда и Вильму Триберов. Поскольку у меня угловой участок, их дом — единственный, находящийся непосредственно рядом с ним. Я сомневаюсь, чтобы голос Эмили долетал через сад до Моррисонов. Но и это было возможно. По мере того как она прибавляла в весе, ее голос крепчал.
— Триберы слышали, как вы с женой спорили практически каждый вечер.
— Они могли что-нибудь слышать только в перерывах между своими ссорами. И это ложь, что они слышали нас обоих. Я никогда не повышал голоса.
— Последний раз вашу жену видели в пятницу вечером, в шесть тридцать, когда она входила в дом.
Да, она как раз вернулась из супермаркета с консервированным обедом и мороженым. Это был почти единственный ее вклад в искусство кулинарии. Я сам готовил себе завтрак, на ланч я ходил в кафетерий компании, а вечером либо самостоятельно готовил еду, либо ел что-нибудь из того, что требуется разогревать сорок минут при 350 градусах.
— Может, кто-то и видел ее в последний раз, — возразил я. — Я же видел ее вечером, когда мы были одни. А проснувшись утром, обнаружил, что она упаковала вещи и ушла.
Внизу отбойный молоток начал долбить бетонный пол. От него было столько шуму, что я был вынужден закрыть дверь черного хода, ведущую в подвал.
— Кто же все-таки видел Эмили последним?
— Мистер и миссис Трибер.
Между Эмили и Вильмой, несомненно, было сходство. Обе они превратились в дородных женщин с мужским характером и карликовыми мозгами. Фред Трибер — тщедушный мужчина с водянистыми — то ли по природе, то ли поблекшими за время супружества — глазами. Но он неплохо играл в шахматы и искренне восхищался присущей мне решительностью, которой ему не хватало.