Орел нападает. Орел и Волки
Шрифт:
Катон поскреб пальцем тунику Макрона:
– Есть ли прок в этих штуковинах, командир?
– Штуковинах? Каких еще штуковинах?
– Ну, железяках, которые понавешаны на тех вон парнях. Вместо кольчужных колец.
– Это, сынок, доспехи нового образца. Скоро у всех солдат будут такие.
Парнезий приподнял голову, покоившуюся на столе, и меланхолически пробубнил:
– Пластинчатые доспехи – мечта каждого легионера. Надеваешь их на… я имею в виду, на себя, и ты в полном дерьме!
– Не обращай на него внимания, – прошептал Макрон Катону.
– Он у нас, чтоб ты
– Я так и понял.
– Эй! Парни! – крикнул Макрон через зал. – Кто-нибудь… подойдите-ка к нам. Нашему оптиону охота полюбоваться, что вы там на себя нацепили.
Легионеры переглянулись. Тон приглашения, по их мнению, был грубоват. Наконец один солдат недовольно ответил:
– Нечего тут командовать. Кабак не казарма, а мы сейчас не на службе.
– О, вот те раз, ни с того ни с сего пошла вонь! А ну оторвали от лавок свои ленивые задницы и живо сюда! Я к кому обращаюсь?
Легионеры, один за другим, неохотно поднялись со своих мест и подошли к оживившимся командирам. Мысль устроить маленький смотр явно взбодрила уже осовевших от выпитого вояк.
– Как все это носится? – спросил Макрон, выбираясь из-за стола и скептически озирая необычное снаряжение.
– Неплохо, командир, – ответил легионер, который первым подчинился приказу. – Эти доспехи легче кольчужных. И попрочней, ведь пластины сплошные.
– А с виду полное барахло. Двигаться эта хрень не мешает?
– Панцирь гибкий, командир. Приспосабливается к движениям.
– Да ну?
Макрон подергал одну из пластин, потом зашел со спины, задрал плащ.
– Крепится с помощью этих пряжек, как я понимаю?
– Так и есть, командир.
– А легко ли их одевать?
– Ничего сложного, командир.
– Они дорогие?
– Дешевле кольчужных.
– А как же так вышло, что вы, пареньки из Двадцатого, получили их первыми? Вроде бы в настоящие битвы-то вас еще не совали.
Центурионы засмеялись, тогда как легионер покраснел от обиды.
– Не могу знать, командир. Я всего лишь солдат.
– Перестань называть его командиром, – прошипел самый рослый из рядовых. – Сейчас это вовсе не обязательно.
– Но он ведь и впрямь командир.
– Да, но не твой. И ты не в строю. Мы сейчас не на службе, и центурионы других легионов нам не указ.
– Ты! – Макрон ткнул ершистого малого пальцем в грудь. – Заткнись! Будешь говорить, когда тебя спросят. Понятно?
– Мне все понятно, – хмурясь, ответил солдат, – но подчиняться тебе я не стану.
– Еще как, на хрен, станешь! – взревел Макрон и ткнул строптивца кулаком в солнечное сплетение.
Он тут же выругался, ощутив острую боль, ибо кулак угодил в стальную пластину. Правда, это не помешало центуриону другой рукой заехать болтуну в зубы. Ошеломленный солдат повалился на своих товарищей, а Макрон – на него, увлекаемый силой удара.
– Ладно, парни! – со смехом выкрикнул он. – Раз уж мы все не на службе и не в строю, то предлагаю хорошую, честную драку. Намнем друг другу бока без чинов, а?
Все офицеры, кроме Катона, мигом повскакивали со своих мест и бросились на опешивших легионеров. Однако замешательство молодцов из Двадцатого длилось недолго, и, как только на них обрушились
– Катон! – орал Макрон, сцепившись с рослым легионером. – Помогай!
Поднявшись с лавки и расставив пошире нетвердо державшие его ноги, Катон размахнулся, целя кулаком в ближайшую из солдатских насупленных физиономий, потом ударил что было сил, но промазал и, угодив в стену, сильно ушиб костяшки пальцев. Следующий удар, правда, задел-таки челюсть противника, но отозвался в ушибленной руке болью. Долей мгновения позже Катон заметил чей-то кулак, подлетавший уже к его собственному лицу, и во второй раз в эту ночь окружающий мир сделался для него белым. Охнув, юноша пал на колени и затряс головой, пытаясь прояснить зрение. Когда оно вернулось, молодой оптион увидел над собой дюжего молодца с высоко вскинутым табуретом и, инстинктивно подавшись вперед, боднул противника головой в пах. Легионер взвыл, выронил табурет и сложился вдвое, схватившись руками за низ живота.
– Хорошая работа, сынок! – крикнул Макрон.
От полученного удара и излишка выпитого вина голова юноши непрестанно кружилась. Он попытался встать на ноги, но потерпел плачевную неудачу, однако сквозь гвалт и треск мебели ухитрился расслышать отдаленный топот.
– Провосты! – крикнул кто-то. – Сматываемся, пока нас не схватили!
Драка вмиг прекратилась, и римляне всей толпой устремились к заднему выходу из заведения, в то время как в главную дверь уже вваливались патрульные – в черных плащах и грозно позвякивающих доспехах. Макрон подхватил Катона и вытащил во двор, через который торопливо бежали участники потасовки. Оптион, плохо соображая, что происходит, перевалился вслед за Макроном, решившим, видимо, оторваться от основного скопления беглецов, через какой-то забор, и, шатаясь и ковыляя, устремился в путаный лабиринт переулков. Скоро звуки погони стихли, но тут юноша понял, что в пылу бегства потерял своего командира.
Он остановился и прислонился к какой-то стене, пробуя отдышаться. Мир вокруг него все вращался. Тело корежили рвотные спазмы, но из желудка не шло ничего, кроме желчи.
– Макрон! – жалобно простонал он. – Макрон!
Неподалеку послышались голоса, зазвенели доспехи.
– Дерьмо! Я пропал!
Неожиданно кто-то схватил его за руку и рывком втащил через дверь в темноту ближней лачуги. В следующее мгновение мощный удар под дых швырнул юношу на пол. Он сжался в комок, ловя открытым ртом воздух. Снаружи по снегу проскрипели шаги, и опять стало тихо.
– Прости, малыш, – сказал Макрон, помогая Катону подняться. – Мне надо было хоть как-то тебя заткнуть. Ничего плохого я не хотел. Ты в порядке?
– Н-нет! – задыхаясь, ответил Катон. – Меня мутит.
– Проблюешься потом, а сейчас есть занятие и получше. Иди-ка сюда.
Центурион буквально впихнул юношу в небольшую каморку, освещенную одной-единственной лампой. Две девицы, сидевшие на убогого вида постели, завидев Макрона, расплылись в улыбках.
– Катон, это Броанн и Денеб. Поздоровайся с ними.