Орелинская сага. Книга первая
Шрифт:
Старика рассказы Метафты очень забавляли. Как только они договорились ни в чем Нафину не препятствовать, на душе его стало заметно легче. И, даже когда мальчик пришел с просьбой научить его орелинскому языку, не стал притворно изумляться и спрашивать, зачем ему, а просто согласился.
Все пока шло хорошо.
Но однажды, после довольно сильной грозы, Нафин примчался в поселение с громкими криками, переполошив половину жителей. Он без конца оглядывался на скалы, тыкал рукой куда то вверх и кричал, что видел Летающего ореля. Прибежавшая Метафта долго не могла понять, в чем дело, а когда разобралась, задала Нафину при всех хорошую трепку и увела его в гнездовину.
Оказывается, она послала
– Наверное, птицу какую-нибудь увидел большую, – предположили соседи, наблюдая, как Метафта уводит сына домой. – Бедная она, бедная! Сначала муж, теперь сын…
– Надо бы ей хорошенько его наказать, да заставить делом заниматься. Глядишь, глупости из головы и повыскакивают!..
– А Старик-то, видели, как разволновался? Даже из гнездовины своей выскочил!..
– Верит, верит в свои предсказания! Но ему простительно – он старый. А вот молодому человеку так себя позорить – нехорошо!
Соседи осуждающе покачали головами и разошлись. И только Старик, который никак не мог справиться с волнением, охватившим его при криках Нафина, продолжал стоять посреди улицы еще некоторое время. Но потом и он вернулся к себе. Бросил взгляд на захоронение в запущенном огороде, куда регулярно докладывал сухие ветки, так что образовалась приличная свалка, и, дождавшись ночи, полетел к своей пещерке и завалил вход в неё камнем. «Хорошо, что она далеко от того места, где Нафин летает», – подумал Старик. Ему, вдруг, сделалось очень грустно. Он, как-то раз, подсмотрел, как мальчик выделывает в воздухе различные пируэты и, впервые в жизни, позавидовал его легкости и силе крыльев. Самому Старику летать становилось все труднее. Уже часто и подолгу делал он перерывы в своих ночных вылазках. И, нередко, с грустью думал о том, что, если так будет продолжаться, то, пожалуй, в решающий час он не сможет даже просто поднять себя в воздух. Ужасно! Судьба словно нарочно растягивает шаги, чтобы лишить его последних сил. Даже этот короткий перелет дался с большим трудом. Несколько дней потом Старик не выходил из гнездовины. Отлеживался и уверял себя, что всему виной волнение. «Ничего, ничего, – думал он, – вот поправлюсь немного, схожу к Метафте и поговорю с Нафином. Возможно, он, как и его отец, принял желаемое за действительное. Когда чего-то очень хочешь, то и большая птица может показаться орелем».
Но Нафин пришел сам.
День был в самом разгаре, когда он ввалился в гнездовину Старика со связанными крыльями и горящими глазами. С улицы донесся детский смех и дразнилки, но Нафин, похоже, этого не заметил.
– Я видел Летающих орелей, – сообщил он прямо с порога. – И видел их так же близко, как и тебя сейчас. Можешь поверить – это были не большие птицы! Два ореля спали наверху, на скалах, и я их хорошо рассмотрел. Правда, когда они проснулись и увидели меня, то испугались и сразу улетели, но зато оставили свои сосуды с какой-то странной жидкостью. Я взял их с собой, и даже моя мать мне, наконец, поверила! Предсказание сбывается, Старик! И я к тебе пришел, чтобы ты рассказал мне все, что нужно. Ну, в смысле, то, чего я еще не знаю!
Юноша радостно уселся на скамью возле входа, положил чинно руки на колени и приготовился слушать. Но Старик не торопился рассказывать. Он по-прежнему смотрел в окно, старчески
– Метафта говорила с тобой? – неожиданно спросил Старик, отворачиваясь, наконец, от окна.
– Говорила!
Нафин резво повернулся и продемонстрировал связанные крылья.
– Но я убедил ее, что к тебе отпускать можно. Ты ведь расскажешь мне, что было в Генульфовых записях? Правда?
Старик встал и отошел от окна.
– Что ты хочешь узнать? – спросил он, тяжело шаркая к столу, на котором стояла кружка с водой, и лежали остатки еды.
– Все! – обрадовался юноша. – Абсолютно все! Что там было написано? Зачем? Для кого? Ну, и вообще… Ты же понимаешь!
Старик усмехнулся, покачал головой и сделал большой глоток из деревянной кружки.
– Ты ошибаешься, если думаешь, что я знаю все. Пожалуй, самое главное тебе сказала Метафта… Она ведь сказала тебе о планах твоего отца?
– Сказала.
– Ну, вот… А то, что знаю я, тебе вряд ли пригодится.
И повернувшись к юноше спиной, Старик неторопливо стал убирать со стола.
– Как.., – опешил Нафин, – что значит, не пригодится? Должно пригодиться! Ты не можешь утаивать от меня ничего! Все Гнездовище знает, что ты хранишь какие-то секреты. Я избран Судьбой, увидел все, что было предсказано и имею право знать, что будет дальше!
– А я и сам не знаю, – улыбнулся Старик через плечо.
Он стер со стола последние крошки, отряхнул руки и сел напротив Нафина. Тот смотрел на него злой, надутый и немного растерянный, но Старика это не тронуло. Он словно смотрел внутрь себя, что-то прикидывая, взвешивая и решая, и, наконец, сказал:
– Хорошо. Я расскажу тебе то, что знаю, хотя, ничего нового ты, возможно, и не услышишь. Давным-давно, мой отец, а твой прадед, жил на Сверкающей Вершине среди Летающих орелей, но был незаслуженно проклят и изгнан. Кем и за что – не знаю. Но думаю, получилось это из-за детей Дормата. О них мне тоже ничего не известно и, хотя кое-какие догадки имеются, это не главное. Главное – проклятие! Оно осталось висеть над нашим родом, и отец дал обещание очень могущественным женщинам – служительницам Судьбы, что найдет детей Дормата и снимет его. Отец пытался сдержать слово, но ничего не вышло, и, в результате, появилось предсказание о том, кто сможет снять проклятие вместо отца, но, за то, что слово не было сдержано, исчезнет Гнездовище. Вот и все. Как видишь, нового мало. Записи, которые делал Генульф, по словам моей матери – Рофаны – лишь пересказ этих событий. Ну и еще, возможно, истории о Дормате, но чем это может быть тебе полезно? Да, ты действительно тот, о ком говорится в предсказании, ты действительно увидел то, что должен был увидеть, и теперь твоя обязанность – найти детей Дормата и привести их на Сверкающую Вершину. Но, как только ты это сделаешь, Гнездовище исчезнет. – Старик развел руками в стороны. – Неужели нужно еще что-то говорить?
Нафин не ответил. Он хмурился и смотрел себе под ноги.
– Скажи, мой мальчик, – голос Старика сделался, по-отечески, ласков, – ты любишь кого-нибудь?
– Маму, – буркнул Нафин.
– Нет, кроме неё. Какую-нибудь девушку?
– Еще чего! – Нафин фыркнул и залился краской. – Все девчонки предательницы! За что их любить? Есть тут одна… Я с ней по-хорошему, по-дружески, про орелей рассказал, в сосуд дал заглянуть, а она только насмехается…
– Понятно, – тихо обронил Старик.