Оренбургский владыка
Шрифт:
На первом же заседаний Дутов был избран членом Совета старейшин и председателем казачьей фракции. Из требований, которое казачья фракция выработала и передала участникам совещания, толковым было одно — власть надо формировать не по признакам партийной принадлежности, а по «признакам персонального авторитета и проникновенности идеи государственности и патриотизма».
Чтобы не подписывать ничего и избежать ненужных расспросов, Дутов решил, не дожидаясь конца совещания, исчезнуть. Уехал он ночью, а когда пришла пора приложить перо к бумаге, помощники оренбургского атамана красноречиво развели руки в стороны:
— Этого нам никто не поручал.
Документ о создании Уфимской директории — очередной верховной власти в стране — так и остался неподписанным. А Дутов, взяв потом Орск, довольно потер руки: этих жалких голозадых чинуш из директории
Собственно, и просуществовала-то директория недолго — менее двух месяцев. Была она безобидной, пустой, и к левым, и к правым относилась с одинаковым робким почтением и завалилась, как считал Дутов, буквально на ровном месте. Падения ее никто и не заметил. К власти пришел человек сильный, авторитетный — адмирал Колчак.
Вскоре появилась другая головная боль — белых, несмотря на их отчаянное сопротивление, вышибли из Поволжья, и оренбургские казаки вновь оказались нос к носу с красногвардейскими частями. Пришлось опять браться за шашки. Дутову опять нужна была помощь — справиться с красными в одиночку он не мог.
В ещё существовавшей директории было принято решение о преобразовании всех пехотных, артиллерийских и казачьих частей, находящихся в Оренбуржье, в Юго-Западную армию.
Это была настоящая армия, без всяких скидок на худосочность населения и плохие политические условия. Командующим был назначен сам Дутов.
Атаман, не отрывая задумчивого взгляда от окна, вызвал к себе Акулинина, недавно произведенного в генерал-майоры, сжал правую руку в кулак, постучал им по воздуху, словно вколачивал невидимый гвоздь.
— Иван Григорьевич, что скажешь по поводу реорганизации войска?
— Скажу одно — сильнее мы от этого не стали. Увы. — Лицо у Акулинина поугрюмело, короткие редкие усы обиженно задрожали. — А вот самостоятельность потеряли. Теперь нам на каждый чих надо получать разрешение у главнокомандующего Болдырева.
— А вот этого они не хотят? — Дутов привычно сложил пальцы в кукиш, жестом этим пользуясь в последнее время чересчур часто.
В Оренбург пришла зима, в воздухе кружились крупные медленные снежинки, тихо падая на землю. Всякая зима, всякий снег — особенно первый — рождали в Дутове ощущение тоски. Не любил он эту пору, а потому закашлялся, помял пальцами горло, отвернулся от окна.
— Тогда они, Александр Ильич, не дадут нам ни одного патрона, ни одного снаряда, — сказал Акулинин, — и вообще сделают вид, что не знают нас. Это такие люди…
— Не дадут снарядов они — добудем сами у красных, — прервал Акулинина атаман, — не пропадем. Главная наш задача — удержать фронт по Волге, не пустить туда безбожников, — Дутов с недовольным видом прошелся по вагону. — Неплохо бы создать единую линию с астраханцами и каспийцами — в частности, с полковником Бичераховым [47] , который держит берег Каспийского моря. Следом — продолжить движение на Ташкент. Ташкент должен быть нашим.
Выполнить эти планы Дутову не удалось. Двадцать девятого октября он сдал Бузулук, а через две недели красные повели наступление на Оренбург. Заснеженная, покрытая прочной, как железо, коркой льда зимняя степь сделалась бруснично-алой от крови.
47
Лазарь Федорович Бичерахов (1882–1952) — подъесаул, георгиевский кавалер. В 1918-м руководитель борьбы с большевиками в Дагестане, командовал войсками «Диктатуры Центрокаспия», затем возглавлял союзное Кавказско-Каспийское правительство. Уфимской директорией назначен командующим войсками Западно-Каспийского побережья и произведен в генерал-майоры. В начале 1919-го перешел в Вооруженные силы Юга России. Не признал власти Деникина и считался в русских кругах сепаратистом. Эмигрировал в Германию.
В стане красных, конечно, тоже были интриги: Троцкий не мог терпеть Сталина и Фрунзе. Муравьев арестовал и посадил в тюрьму Тухачевского [48] ; Свердлов за плошку золота готов был лишить любого командарма наград и подарить их дворнику дома, в котором проживал; ордена Красного Знамени начали входить в моду, и Бела Кун [49] с завистью
48
Михаил Николаевич Тухачевский (1893–1937) — участвовал в разгроме Донской армии. Будучи командующим Первой армией Восточного фронта, отказался поддержать мятеж эсера Муравьева, возглавлявшего этот фронт, за что 11 июля 1918 г. был им арестован и едва избежал расстрела. В апреле — ноябре 1919 г. Тухачевский командовал Пятой армией Восточного фронта. За умелое руководство армией при разгроме войск Колчака, освобождение Урала и Западной Сибири награжден орденом Красного Знамени.
49
Бела Кун (1886–1938) — один из организаторов и руководителей компартии Венгрии. В Россию попал в 1916 г. как военнопленный, вступил в РСДРП. Участвовал в обороне Петрограда и подавлении эсеровского мятежа в Москве. Член Реввоенсовета Южного фронта.
По части же интриг политических деятелям белого движения вообще не было равных. Им можно посвящать учебники и учить по ним целые поколения мошенников. Вспомним хотя бы сиятельного штабиста генерала Лебедева [50] , блистательно провалившего все, даже самые толковые операции Колчака [51] , но несмотря ни на что, адмирал не прогнал его. Лебедев, как все бездари, бесследно канул в лету, а его промахи стали, увы, промахами адмирала.
50
Дмитрий Антонович Лебедев (1883–1928) — закончил Академию Генштаба, член Главного комитета Союза офицеров, способствовал приходу к власти Колчака. 1919-й — командир Степной группы, начштаба Верховного главнокомандующего и военный министр. Находился в конфликтных отношениях с министерством, не допускал в Ставку опытных штабистов, вступал в конфликты, активно вмешивался в гражданские дела. Позже командовал Отдельной Степной группой войск и Уральской группой войск. В 1922 г. — генерал-лейтенант. Эмигрировал в Китай.
51
Александр Васильевич Колчак (1874–1920) — адмирал, в 1916–1917 гг. командующий Черноморским флотом. В 1918–1920 гг. — Верховный правитель Российского государства. Постановлением Иркутского ВРК расстрелян.
Адмирал Колчак, которого заставили заниматься несвойственным ему делом, пришел к власти восемнадцатого ноября 1918 года, став и Верховным правителем России и главнокомандующим всеми вооруженными силами одновременно. К сладкому пирогу власти не замедлили подтянуться сильные мира сего, забряцали вилками, ножами — кто чем…
Через пять дней после утверждения адмирала на высоком посту атаман Семенов разослал по всей Сибири телеграммы, в которых настаивал, чтобы Верховным правителем был назначен, не Колчак, а кто-нибудь другой, кто лучше знает армейские «сухопутные» реалии — например, Деникин, Дутов или управляющий Китайско-Восточной железной дорогой генерал-лейтенант Хорват.
Дутов в связи с таким запоздалым демаршем коллеги попал в щекотливое положение. Он уже на второй день после прихода Колчака к власти признал нового Верховного правителя России. Отступать назад было поздно. Обдумав все основательно, Дутов направил первого декабря письмо атаману Семенову, в котором просил забайкальского «владыку» признать Колчака.
Против самого Дутова в Оренбурге также выступили недоброжелатели, новые претенденты на власть. Созрел и налился дрянью заговор-нарыв; если бы он лопнул, то заснеженные улицы Оренбурга точно залило бы кровью. Кто же на этот раз решился оспорить власть атамана? Эсер Чайкин, командир башкиро-казахского корпуса Валидов и эсер командующий Актюбинской группой Махин. В числе выступавших против Дутова оказались казахский лидер Чокаев и старый знакомый — атаман Первого военного округа Оренбургского казачьего войска полковник Каргин, которого Дутов продолжал терпеть до сих пор, не снимая с поста… Были и другие, калибром помельче, на которых атаман решил не обращать внимания.