Орфей
Шрифт:
И одновременно в газетах, теленовостях он искал подтверждений, что вот оно, начинает происходить, сбываться! И не находил. Как-то все было не то. Он не унывал. Он даже был рад, что его подозрения и о себе, и о тайной цели собеседников-психологов не подтверждаются. Он ничего не говорил, намеком не обмолвился перед ними о тетрадке и Тогда. Но почему-то был уверен, что они знают. На него очень подействовали мельчайшие подробности из жизни предложенных персонажей. Уж если знают про такого ранга людей… Зато получался очень лихой политический детектив. На самом родном материале. Он-то ведь знал, кто сейчас и что пишет. Такого, что выходило у него, — ни у кого пока не было.
Он был совершенно прав, рассуждая так. Роман «Министра обороны — расстрелять!» был написан. Он, кстати, просто рот раскрыл, когда стали настаивать на таком названии. «Ребята, я вообще ничего не понимаю, — сказал он. — Вы ж от него кормитесь, он, значит, и музыку заказывал, а это — как же?..» — «Ну, вы же сами писали, — опять объяснял терпеливый Анатолий. — Там же и главная идея-то, что это — чудовищная провокация. А заглавие — просто ход. Да и ярко, коммерчески, кто поспорит?» Он не спорил. И ход был, и весь роман, собственно, на ту же тему. Он просто получил свою пачечку банкнот с изображением Бенджамина Франклина, спросил, когда и где роман выйдет и выйдет ли вообще, а может, его хотят положить под сукно («Выйдет, еще как выйдет, еще, между прочим, от издательства свои законные получите! Вениамин ведет сейчас переговоры сразу с тремя, он, чтоб вы знали, отныне ваш литагент. Не беспокойтесь ни о чем, езжайте отдыхать!»); и они действительно поехали с Женей, потому что работу, которой он занимался по утрам, он тоже закончил и передал в свое родное издательство.
Вообще-то мелковато она смотрелась по сравнению. Роман назывался «Думай только о себе». Главный герой — ветеран ВДВ, сводит счеты за изнасилованную и покалеченную сестру, за посаженного на иглу брата, заразившегося таким образом СПИДом, хоть сам пока не знает об этом. Сколько их, таких историй. Да и деньги не чета полученным. Однако он привык всю работу доводить до конца. Контракт следовало выполнять. Стоя с радостно лепечущей Женей в сутолоке маленького Быкова, он думал, что верно отказался пока подписывать договор на продолжение. Чем весьма огорчил дружочка зав. редакцией. Сказал, что, кажется, женится и поэтому хочет обождать впрягаться.
Они с Женей летели примерно сюда, в эти бескрайние степи и мягкие холмы Южного Урала, поросшие дикими тюльпанчиками и маками-ноготками. Она просто родом была отсюда. Прожили прекрасный месяц, довольствуясь нехитрым бытом ее родителей. Он не переставал следить за газетами, но из всех прилежно публикуемых скандалов так ничего и не вычитал. Когда в начале октября они вернулись в Москву и грянул знаменитый «черный вторник», тот, давний, девяносто четвертого года, с потерянными миллиардами и нажитыми миллиардами, он и не подумал соотнести грандиозный, но все же далекий от себя факт со своим первым написанным по прямому заказу романом.
Оговорюсь сразу — и последним.
Я сидел спиной по ходу. Голова не кружилась, обычных шурупов в висках не было. Опять. Как в предыдущий раз. Две ослепительные розовые полосы убегали прямо из-под моих ног и сливались где-то далеко, за шуршаще-горячим горизонтом. Наверное, с момента моего отключения прошло не более нескольких секунд. Даже банка оставалась в руке, не успел выронить. Машинально поднес к губам, допил. Вкусно.
Розовые полосы летели и летели, видимые сквозь днище фургона, и если б захотел, я мог заставить их извиваться. Но я не хотел. Слишком горьким, как морская
— Заворачивай во двор, — голосом кисло-сладким до ожога приказал молодец в кабине.
— Барин какой, — проворчал шофер в инфразвуковых низах, — как все, десять шагов не пройдет.
— Этот — барин. Ни к чему, чтоб на него пялились.
Оглушительная кровавая Ниагара их голосов затопила меня. А каким принизывающим холодом отдавался непередаваемый рев мотора! И еще прежде чем я ошеломленно понял, что моя синестезия продолжается уже наяву, а не в «накате», что я слышу голоса сквозь непроницаемую переборку, а полосы, которые я вижу сквозь пол, следы шин, они свернули, замедлились, запетляли и стали гаснуть. Я увидел — не оборачиваясь, затылком, сквозь металл! — здание, во двор которого мы въезжаем. Человека, ожидающего меня в кабинете на втором этаже.
Вэн катился последние десятки метров. Я изо всех сил пытался собраться, унять бешено колотящееся сердце. Картинка видения угасала постепенно, но быстро. Ничего не понимаю.
Все-таки я успел, и молодец, откативший дверь, нашел меня всего лишь потным, взъерошенным и недовольным.
— Кондишн у тебя, хозяин, не работает, — сказал я. — Спекся в вашем воронке.
— Быть не может. — Он взглянул на выкатившуюся банку из-под «Джин'н'тоник». — Ты в настоящих воронках не катался. Посадят тебя там в «стакан», то-то поопохмелялся бы. На выход, — скомандовал он.
Вэн подогнали к стене из белого кирпича вплотную, но я-то только что видел все здание. Два этажа, один парадный вход с улицы, другой — тот, к которому подвезли меня. Двор, окруженный забором. Улица не улица — малый переулочек. Во дворе несколько машин, есть люди. Напротив пятиэтажный ржавого цвета жилой дом. Меня ждут в угловой комнате двухэтажного здания, у которого окна зарешечены все. Тот же человек ждет, с кем я уже говорил. Через два дома от переулочка у водяной колонки визгливо ссорились две женщины. На одной красный сарафан. На высоте пяти тысяч восьмисот метров над городком (но это не Бузулук) прошла пара «Су-двадцать седьмых». Пилот ведущего — майор. Шлем ему был тесноват, давил. Все, больше ничего не вижу. Кончилось.
— На выход, — напомнил рыжий более нетерпеливо. Подтолкнул меня.
— Ты себе что позволяешь? — Я взъярился. Звенящая легкостью голова была тому виной? Ощущение какой-то собственной огромности. — Я тебе что — урка? Куда ты руки свои тянешь? Ты брысь отсюда, чтобы я не видел тебя никогда! Кому говорю? Скройся!
Молодец отступил на шаг.
— Вас доставить требуется…
— Сгинь, гаденыш! Все, доставил, свободен. До семнадцатого кабинета сам дойду. Пшел!
Я взбежал по внутренней лестнице этого казенного здания. В маленьких городках в подобных зданиях располагаются милиция, Управление СБ, вояки. Силовые структуры. Злобу, переполняющую рыжего молодца, я ощущал и без всяких «накатов». Просто всей спиной. Коридор второго этажа был пуст. Стены в убогой фанеровке, окна мало что в решетках, так и мелом замазаны, точно в амбулатории. Я толкнул дверь без стука.
— Личные пожелания учитываются?
— Обязательно. Здравствуйте, Игорь Николаевич. Проходите, присаживайтесь. Что-то вы не в себе, по-моему.
— Вот этого рыжего я больше видеть не желаю. Кого хотите другого за мной присылайте. Я вообще не понимаю ваших нелепых затей. Кем мы считаемся? Арестованными.? Заключенными? Экспериментальным материалом? Кем?
— Погодите, погодите, вы прямо весь на нервах. Что стряслось? Воды, может быть? Чай, кофе, перекусить не хотите? Вас ведь до завтрака вызвали. Могли бы, кстати, не спешить.