Орган геноцида

Copyright © 2007 Project Itoh. All rights reserved

Cover Illustration © Project Itoh / GENOCIDAL ORGAN

Original Japanese edition published by Hayakawa Publishing Corporation.

This Russian language edition is published by arrangement with Hayakawa Publishing Corporation.

В глубокую колею от шин грузовика впечаталась личиком маленькая девочка.

Как будто Алиса решила отправиться в Страну Чудес, вход в которую скрывался в грязи под колесами, только в затылке у нее пышно расцвел алый цветок, а содержимое черепной коробки проветривалось на свежем воздухе.

В десяти футах от нее лежал еще один ребенок, на этот раз мальчик. Снаряды вгрызлись в тельце со спины, а вылетели, видимо, в районе пупка. Кишки из разорванной брюшной полости пару часов назад оросило дождем, поэтому они поблескивали розовыми стенками. Из приоткрытого рта очаровательно выглядывали зубки. Как будто мальчик что-то говорил напоследок.

За прорытой в грязи колеей располагалась деревенька где-то в двадцать домов.

В центре вырыли яму, и в ней дымились продырявленные и скрюченные тела. Пахло горелым мясом, жжеными волосами. Мышцы под действием жара сократились, так что трупы скрутило в позу эмбриона. Кости не выдерживали такого сокращения мышц и ломались, конечности сгибались там, где не было никаких сочленений, переплетались друг с другом, как паутина в паучьем гнезде.

Все умирают.

И все умерли. За дверью лежала моя мать. Похоронное агентство, как того требовал закон города Вашингтона, обеспечило все условия, чтобы тело не тронуло разложение. Бальзамировщик придавал лицу должный вид, накладывал один слой макияжа за другим, чтобы оно казалось застывшим в фальшивом подобии вечного покоя.

– Ну-ка оглянись. Смотри, как уходят мертвые, – сказала мать, и я обернулся. Позади расстилался огромный мир, и покойники махали мне руками и улыбались. Все, кого похоронили люди с тех пор, как научились проводить этот обряд для собратьев. Кто-то сохранил прежний облик, а кого-то серьезно потрепало. Понятия не имею, как я определил, что безголовый труп тоже улыбается, но все же он явно улыбался и скучающе теребил вывалившиеся из живота кишки.

– Все умирают, правда? – спросил я, оборачиваясь к умершей матери. Она кивнула, показала на меня пальцем и сказала:

– Да. Вот, взгляни на себя.

Когда я опустил глаза, то увидел, что тело уже потихоньку разлагается, и понял, что умер.

Все, кого покинула жизнь с самого начала времен, превратились в далекую реку и стремились все дальше и дальше.

Я спросил у мамы:

– Это загробный мир?

Она медленно покачала головой. Как всегда делала, когда меня поправляла, еще с раннего детства:

– Нет, мир тот же. Ты в нем жил, как и все мы. Мы в продолжении мира, в котором прошла наша жизнь.

– А, – отозвался я. Стало спокойно, на глаза навернулись слезы. Вдали, среди потока, я заметил несколько знакомых лиц. Вон Бенджамин, который еще маленьким умер от рака, вон отец, который разнес себе голову.

Мама взяла меня за руку и потянула за собой:

– Ну, идем?

Я кивнул, и мы пошли к остальным мертвецам. Она вела меня, прямо как в первый день школы. От теплоты воспоминаний полились слезы, но я не убавил шага. Вот показалась девочка, лицо которой отпечаталось в колее от шины, а пуля разнесла затылок. Вот и мальчик, которого пули прошили насквозь, выплеснув ему из живота потроха. И люди, которые горели на дне ямы. Все вместе мы шагали к колонне мертвецов.

Мать погибла от моих слов.

Многие погибли от моих пушек, я выпустил кучу пуль, но мать убил без единого выстрела. Всего лишь сказал короткое «да» и подтвердил его именем. Одно сложилось с другим, и матери не стало.

Я многих убил. В основном из огнестрела.

Некоторых зарезал, но, если честно, мне так не очень нравится. Коллеги нередко специализируются на холодном оружии. Подкрасться сзади, перерезать горло, затем сухожилия на руках, сжимающих оружие, потом вскрыть бедренную артерию, а напоследок еще пырнуть в сердце – и все это меньше чем за три секунды.

Но я не горю желанием оттачивать такое мастерство, хотя, конечно, применю его, если придется. И, разумеется, уверен, что старый добрый огнестрел мне тоже еще послужит. Потому что как-то утром 2001 года в два нью-йоркских небоскреба влетели на полной скорости самолеты.

С тех самых пор, как в прошлом веке Рейган подписал исполнительный указ 12333, в Соединенных Штатах Америки, по крайней мере официально, запрещено убивать даже самых мерзких отбросов. Чего там говорить: и Пабло Эскобара, наладившего огромный наркотрафик из Южной Америки в Северную, и бельмо на глазу американской программы по Среднему Востоку, Саддама Хусейна, устранили не напрямую руками правительства.

Правительство связано словами Рейгана, Буша и Клинтона, что никто из американских государственных деятелей не должен мараться убийствами. Это не значит, что такие методы исчезли, просто после подписания указа прибегать к крайней мере стало значительно рискованнее. Короче говоря, убийство стало большей морокой, чем официальное вмешательство или конфликт, поэтому спрос на них упал, и теперь подобную услугу заказывают только при гарантии соблюдения строжайшей секретности.

Правда, Штаты, если понадобится, все равно могут себе позволить в любой момент развязать войну по самому надуманному предлогу. К тому же, чем отбиваться от журналистов, которые набрасываются на правительство с критикой за убийство одного человека, куда эффективнее прибить целую толпу, в которой окажется и нужный объект. Помнится, кто-то сказал, что смерть одного – трагедия, смерть миллионов – что-то там еще. Оправдать единичное убийство на порядок сложнее, чем массовое. Раньше, по крайней мере, мир жил именно по этому закону.