Орган времени
Шрифт:
– Хорошо, – безразлично проговорил я, – больше не буду тебе рассказывать.
– Да? Значит, будешь там потихоньку… – она не договорила.
Я удивлялся, глядя на нее, совершенно не понимая причин такого возмущения.
– Этого же вообще нет – все во сне, который и снился-то несколько лет назад. А на самом деле ничего такого не было никогда, – пытался я вразумить ее. Но она не вразумлялась.
– Да? А что было?
Мы говорили через Сергея Степановича, который полусидел, опершись о стол, между нами. Но он совершенно не реагировал и, похоже, даже не слышал нас, размышляя о своем, вернее, о моем. Леночка явно жаждала крови, я не понимал почему,
– Слушай, – сказал я Леночке, – так ведь нельзя. Попробуй сама понять, о чем ты говоришь.
– Я-то понимаю, – с угрозой в голосе произнесла она. – А вот ты…
– А знаете, – вдруг сказал Сергей Степанович, прервав Леночку, и было видно, что он действительно не слышал нас, – я тут подумал… Это похоже на появление электрического тока в магнитном поле.
– Как? – тут же переключился я на него, радуясь, что он наконец заговорил и прервал нашу с Леночкой семейную ссору.
– Ну, когда проводник находится в изменяющемся магнитном поле, в нем возникает электрический ток, – пояснил Сергей Степанович. – И чем быстрее меняется поле, тем больше ток. Видимо, с вашим чувством перемещения происходит то же самое. Если вы создаете его достаточно быстро, то возникает некая сила, перемещающая вас. И, наверно, чем быстрее вы его создаете, тем эта сила больше и вы дальше перемещаетесь во времени.
– Вы так считаете?
– Да, – все еще задумчиво проговорил он. – Очень похоже на это.
– Ага, – я подумал, что хотел задать ему много вопросов, которые накопились у меня, пока я был во времени. Но, глядя на Сергея Степановича, видел, что сейчас он не в состоянии вести нормальную беседу – уж в очень глубокую задумчивость я поверг его своим рассказом. Сергей Степанович витал где-то в своих мыслях и формулах, слабо реагируя на окружающее. Я чувствовал, это надолго. К тому же Леночка продолжала волком смотреть на меня. В общем, я понял, что пора уходить.
– Ладно, – сказал я, вторгаясь в задумчивость Сергея Степановича. – У вас, наверно, работа, да и мне пора.
– Работа? – проговорил свалившийся с Луны Сергей Степанович.
– Я пойду, – улыбнулся я. – Приезжайте как-нибудь в гости, звоните.
– Хорошо, – словно в замедленном кино произнес он.
Я еще раз улыбнулся, потом пожал ему руку, кивнул продолжающей дуться Леночке и ушел.
Снег хрустел под ногами, ветер дул, обжигая лицо. Я шел, засунув руки в карманы и втянув голову в плечи. Хотелось стать маленьким и незаметным, чтобы никто не видел меня и ни одна мысль или эмоция не помещалась внутри. Они все были плохие, эти эмоции. Я не хотел иметь чувств. И вообще не хотел быть. Я с удовольствием стал бы камнем, или деревом, или лучше вот – снежинкой на ветру. И пусть бы ветер нес меня, куда ему вздумается.
Холодно. Я ускорил шаг, чтобы быстрее дойти до метро. Все было плохо. Черт! Как плохо все! Да еще этот холодный жгучий ветер… Я ненавидел ветер, дующий мне в лицо и заставляющий мерзнуть и ежиться. У меня было достаточно неприятностей и без него: скоро меня должны были выгнать из института, моя девушка бросила меня, я был должен кучу денег и в довершение всего болел живот, видимо от всех этих неприятностей.
Все было плохо, мерзко и пакостно. Я злился на все и на всех, а больше всего – на самого себя. Сам виноват! Я знал, что сам виноват во всем. Но, черт побери, это абсолютно не решало и даже не уменьшало ни одной из проблем.
Я вошел в метро.
«Все из-за нее», – думал я. Это из-за нее я забросил учебу, из-за нее взял в долг столько денег. А она… Черт! Сам виноват! Сам! Ведь все уже было ясно. Зачем? Из какого-то глупого упрямства…
В животе катался комок раскаленной проволоки, к тому же колючей и, наверно, ядовитой. Толпа вокруг явно увеличивала раскаленность и колючесть проволоки. Я ехал в институт, где, похоже, мне скажут, что с сегодняшнего дня я отчислен. Внутри была тоска по той, которая бросила меня, и вопрос, раздражающий своей банальностью: «Где взять столько денег?».
Да, я был во времени. И момент, в который я попал, нельзя назвать самым лучшим в моей жизни. То, что происходило тогда, представляло собой сплошную череду неприятностей и неудач. Но теперь я знал, что в конечном счете все будет хорошо – в конце концов я сдам все экзамены, найду деньги. Правда, она не вернется ко мне, но все пройдет, и даже через какое-то время я решу, что так, наверно, и лучше. Только это будет потом, лишь потом. А сейчас я ехал в метро с самыми мрачными мыслями и предчувствиями, подыхая от тоски по ней и с диким отвращением к учебе и каким-либо обязанностям вообще.
Сначала, когда я только попал в это время, мне было интересно наблюдать и вспоминать происходящее. Это тешило какие-то ностальгические чувства по старым временам. Я наблюдал со стороны и даже чуть подсмеивался над своими тревогами, зная, что на самом деле они напрасны. Но тело приносило ощущения, я не мог не замечать их и проникался тем состоянием, в котором находился. И скоро черные мысли и эмоции захватили и меня. Я чувствовал, что мне так же плохо, как и ему, с удивлением понимая это. Пытался сказать себе, что это ведь пустое и в конце концов все будет хорошо, но тело и мозг заставляли меня чувствовать то же, что и он, я, который был там. Да еще этот живот… Он болел и у меня, вернее, просто у меня – боль не делилась пополам на нас двоих.
Нет, это совсем не то, что мне нужно. Я не хотел, чтобы мне было плохо, не хотел быть подавленным и растерзанным напастями. Я думал об этом, зажатый в толпе в метро внутри себя семь лет назад.
Оказывается, перемещения во времени связаны не только с приятными ощущениями. Да, все же это не увеселительная прогулка по постелям и пляжам. Я путешествовал по жизни, а жизнь… она ведь разная, всякая. Как раз сейчас я и чувствовал эту ее всякость.
Как я попал сюда? Я сделал это сам. Теперь я мог сам совершать перемещения. Пока это получалось не всегда – чувство перемещения было трудновоспроизводимым. Я старался как мог, но очень часто оно ускользало, не давая возможности уйти во время. И тем более у меня совершенно не получалось выбирать момент, в который я отправлялся – пока он выбирался случайным образом, я перемещался куда попало. Так я оказался и здесь, совершенно не понимая, почему именно здесь.
Впрочем, ладно. Нужно было уходить отсюда. Здесь мне нечего делать – это я знал точно. Мне было тоскливо, гадко, мерзко. Я чувствовал себя разбитым и смятым. Тому мне, в котором я находился, было еще хорошо по сравнению со мной – он входил в это состояние более или менее постепенно и успел хоть немного свыкнуться с этим, к тому же все происходило действительно с ним. А за что должен страдать я? Еще и получив все это сразу и в полной мере. Я был раздавлен и смят. Нет, нужно выбираться отсюда, быстрее.