Орхидеи в крови
Шрифт:
Аня смутилась, споткнулась, хотела возмутиться, но промолчала: в конце-то концов, кто она такая, чтобы устраивать Сергею сцены ревности?
В помещении царил полумрак, и, войдя в большой зал после яркого уличного света, Аня на мгновение ослепла, а потом недовольно сощурилась, пытаясь уловить движение неясных силуэтов.
Сергей уверенным шагом отправился в центр зала и потащил Аню за собой.
– Свет включите! – неизвестно кому крикнул Сергей, и тотчас зал осветился двумя мощными прожекторами.
Аня удивленно замерла –
– Девочки, хозяин приехал! – Витек похлопал в ладоши, и Аня, к своему величайшему удивлению, заметила кучку девушек, нерешительно толпящихся возле цены.
– Иди там посиди! – указал Сергей на бар и осторожно отодвинул Аню от себя. – Можешь пока там выпить чего-нибудь, только сиди тихо и мне не мешай.
Девушка послушно отправилась к бару и влезла на высокий стульчик. Пока она размышляла, стоит ли ей сейчас пить спиртное или все-таки лучше сохранить свежую голову, Сергей поудобнее уселся возле сцены и опять хлопнул в ладоши.
– На сцену выходите по одной, имя, возраст, где работала раньше, много не болтайте, мне некогда. Потом делаете несколько па, на ваш взгляд, самых удачных. Я буду проводить отбор в двух направлениях, несколько девочек я возьму с собой в Германию, несколько оставлю в этом клубе, остальные могут быть свободны. И сразу говорю: не надо слез, на меня ваши сопли не действуют.
Часть вторая
Глава 1
– Прекрати! – Олеся поморщилась и вытащила пока еще пустую сумку на середину комнаты. – Послезавтра я улетаю, и хватит об этом!
Федечка сидел на диване с красным лицом и нервно теребил край рубашки.
– Дура!
– Дура, – спокойно согласилась Олеся и подошла к аквариуму. – Рыбу-то хоть корми, она живая и не виновата в том, что мы поссорились.
– Мы не ссорились! – заорал Федечка, брызгая слюной. – Это на тебя просто нашла бабья блажь! Бабья дурь! Называй как хочешь! И ты готова рисковать жизнью, чтобы мне что-то доказать!
Олеся молча сняла недавно купленную икону со стены, задумчиво стерла пыль сначала с лика святого, потом с барашков.
– Я не могу так больше, мне необходимо побыть одной. Прости, – сказала она и положила икону на дно сумки.
– Не можешь? А чего ты не можешь? – Вконец взбешенный, Федечка вскочил на ноги. – Чего тебе не хватает? Денег? Может, тебе есть нечего? Может, я бью тебя? Да ты скажи спасибо, что я вообще с тобой живу. Вон другие наигрались и бросили!
Олеся вздрогнула, как от пощечины, и подняла на мужа глаза:
– Это удар ниже пояса. Ты же ничего не знаешь.
– И знать не хочу! – Федор бегал вокруг жены, нелепо поднимая ноги в домашних тапках. – Дура, дура, дура, трижды дура. Куда ты собралась? Зачем?
Олеся молча выложила вещи из шкафа на пол и начала задумчиво их перебирать.
– Чего ты молчишь? Чего ты вечно молчишь? Честное слово, ты недоделанная какая-то! – Федечка присел рядом и схватил ее за руки.
– Мне больно! – Олеся попыталась освободиться. – И прекрати этот визг, пожалуйста.
– Больно? Да что ты знаешь о боли? Ты, изнеженная, избалованная дура! – Он некрасиво дернулся. – Да катись ты в свои тропики, может, хоть там чему-нибудь научишься!
Олеся зло выдернула руки и, подняв с пола джинсы, кинула их в сумку.
Федор выбежал в коридор, продолжая громко сопеть, затем он нервно накинул куртку и заглянул в комнату:
– Я ухожу. И возможно, навсегда. Мне не нужна жена-истеричка, способная подставить под удар все, что у нас было, повинуясь всего лишь минутному порыву! Да что там! Идя на поводу у бабьей дури! – И, оглушительно шарахнув дверью, вылетел вон.
– А я все равно поеду, – мстительно прошептала Олеся в пустой комнате и решительно закрыла сумку.
Глава 2
Вульгарного вида женщина в дорогой кожаной куртке, кожаных брюках и кожаной кепке улыбалась ему, наверное, уже час. Воронин сразу же поставил диагноз: «Провинция». Ну, действительно, кто так одевается? Только обеспеченная провинция.
– Спички есть? – грубым голосом поинтересовалась дама и нагнулась к нему близко-близко. – А то я свои дома оставила.
От нее пахло сладкими духами, мятной жвачкой и сигаретным дымом.
Воронин молча протянул зажигалку, потом откинулся в кресло и закрыл глаза. Поезд мчался на всей скорости, распугивая лесную живность резким сигналом. Наступил июнь, теплый и солнечный, зеленая листва мелькала за окном, воздух был пропитан свежестью, и только Воронин чувствовал себя все хуже и хуже.
– Вы домой едете? – Дама прикурила вторую сигарету от первой.
– Нет, – соврал Воронин. Конечно, домой, к отцу, куда ж ему еще ехать за помощью? После подброшенного водительского удостоверения стало совершенно очевидно, что его собираются шантажировать, а это значит, что в городе нельзя оставаться ни дня. Воронин быстро собрал сумки и, так ничего и не объяснив рыдающей Марине, рванул сюда, в город своего детства.
– Отдыхать? – никак не успокаивалась дама.
– Слушайте. – Воронин был сплошным комком нервов. – Я очень устал, я женат, я люблю жену, успокойтесь, а? – попросил он, снова откидываясь назад и закрывая глаза.
– Скотина, – процедила женщина и резко встала с места. Воронин открыл правый глаз и успел заметить, что и сумочка у нее была тоже кожаная. И тоже черного цвета. Скрипнула дверь в купе, и Воронин, к великому его счастью, остался один.
В родной город он приехал уже поздно ночью и, не дожидаясь маршрутки, поймал такси.