Орли, сын Орлика
Шрифт:
– Если этим неразумным прохиндеям мало, пусть попробуют напасть еще! Я им ребра переломаю, шеи поскручиваю!
– Я не о том, братец, – Орлик раздраженно скривился. – Зачем было ссориться с цыганами? Почему нельзя было просто промолчать?
Заслонив лицо от ледяного ветра, Кароль покосился на гетманыча.
– Если им мало… если эти цыгане во главе с Михой станут преследовать нас и попробуют напасть снова, то будут охотиться за моей головой, а не за вашей. Да и не осмелятся они больше…
– Кирило, пойми: ты абсолютно нелепо разоблачил нас…
– И что?! Как видите, Вишняков откуда-то узнал о вашем путешествии на Запорожскую Сечь к кошевому Иванцу да еще и убийц успел нанять.
– Братец, но ведь так открыто и нахально натыкаться на опасность!..
– Не годится казаку бояться! И прятаться негоже.
– Да, негоже! Но ведь можно было потихонечку себе уехать…
– Можно было, гетманыч, но не следовало! Зато теперь мы знаем, кто именно на вас охотится. Если попробуют напасть хотя бы еще раз, то станут охотиться на меня… а напорются на это! – Кароль сжал дюжий кулак и пригрозил возможным преследователям. – Вы меня знаете!..
Григорий лишь пожал плечами, и побратимы пришпорили лошадей. Звенел под подковами промерзший грунт большака, пурга заботливо заметала следы…
3 мая 1733 г. от Р. Х.,
Стамбул, кабинет великого визиря Ваган-паши
В просторной комнате воцарилась тишина: иногда в ходе самых напряженных, самых рьяных споров вдруг все присутствующие умолкают – причем все одновременно. Григорий поторопился воспользоваться благоприятным моментом и произнес:
– Итак, уважаемое панство, думаю, следует подвести окончательные итоги, иначе мы не закончим никогда. Есть ли у кого-либо возражения?
Гетманыч мигом почувствовал, как на нем скрестились укоризненные взгляды. Еще бы – ведь самый молодой из них осмелился взять инициативу в свои руки! Так бы и сказать – полез вперед батька в пекло…
Хотя вот он, отец – Орлик-старший! Сидит в самом темном уголке кабинета, опершись подбородком на кулак. Сидит и молчит… И тоже смотрит на сына с немым укором: дескать, что ты делаешь, Григорий мой дорогой?!
– Что ж, итоги так итоги, – вздохнул наконец великий визирь Ваган-паша. – Кто будет говорить первым?
– Франция давно понимает опасность, которую представляет для всей Европы российская экспансия, – сказал после очередной напряженной паузы месье Вильнев.
– Московская… – Григорий рискнул исправить невольную ошибку посла… хотя разве такую уже невольную?
– Российская, российская. Ведь Москва давно уже не является столицей тамошних земель.
– Ну так и что?
– Тогда лучше говорите «санкт-петербургская», если для вас это так уж принципиально.
– Московская, – тихо, почти сквозь зубы повторил гетманыч. – Так казаки издавна именовали это государство.
– Да называйте как угодно! – пожал плечами месье Вильнев. – Называйте, как того хотите вы или все казаки, это не мое дело. Только помните, что так недолго и от жизненных реалий окончательно оторваться.
И замолк, с показным равнодушием рассматривая холеные ногти на левой руке.
Что ж, так и должно быть: Франция – великое государство, поэтому французский посол может позволить себе подобную роскошь – называть ли государства по своему усмотрению, очертить ли стратегическое направление действий других, вместе с тем не озвучив никаких обязательств со своей стороны…
– Хорошо, оставим это. Тем более что предмет наших переговоров в самом деле заключен не в исторической или просто географической, но в политической плоскости, – сделав над собой незаурядное усилие, миролюбиво сказал Григорий.
Что ж, растоптанная казацкая Украйна ныне слишком слаба и больна, дабы ее защитники возражали великим мира сего. Ну, это ничего, главное – наконец-то добиться долгожданного результата…
– Своевременное замечание, – шевельнул левой бровью французский посол. – Итак, вернемся к внешней политике Российской империи.
– Повелитель правоверных также хорошо понимает опасность стратегического курса всех российских правителей, безотносительно к возрасту и полу, – с важным видом сказал великий визирь. И тоже замолк: дескать, Османская империя не менее величественна, чем Франция… К тому же, переговоры происходят на его территории. А поэтому…
Григорий понял, что давать обязательства придется прежде всего ему как уполномоченному представителю Швеции и Крыма.
– Итак, осознавая упомянутую опасность не менее, чем его королевское величество Луи XV и повелитель правоверных, сразу после реставрации на польском престоле претендента Станислава Лещинского шведское войско начнет наступление на Санкт-Петербург, тогда как крымский хан одновременно с этим ударит на Астрахань, а запорожские казаки поднимут восстание на Сечи, – как можно более непринужденно сказал гетманыч.
– А если… – начал было Ваган-паша.
– Я привык отвечать за свои слова, – четко отчеканил Григорий.
– Да, но ведь…
– В конце концов мой достопочтенный отец до сих пор остается пленником повелителя правоверных.
– Да, и пусть седая гетманская голова станет гарантией того, что привезенные моим сыном сведения являются подлинными.
Григорий едва сдержался от протестующего восклицания. Самому вызваться в гаранты?! Не слишком ли рискованные слова слетели с отцовских уст…
Но один-единственный пронзительный взгляд казацкого вождя мигом остудил его порыв. «Не горячись, Григорий, все хорошо!» – читалось в мудрых глазах Орлика-старшего. И гетманыч покорно промолчал.
– Если так… Хорошо, войско повелителя правоверных ударит от Молдавии по землям Украйны с тем, чтобы поддержать казацкое восстание и обеспечить возвращение гетманской булавы от Данила Апостола в руки нашего гаранта.
Но чтобы обязательства Османской империи не показались этаким «рахат-лукумным подарочком», великий визирь поторопился добавить: