Орлы и ангелы
Шрифт:
Новый катер-перехватчик делает пятьдесят узлов, говорит Клара, знаешь, сколько это?
Нет, не знаю.
Девяносто два километра в час, говорит она. А за контрабандистами ему все равно не угнаться. Они ходят на плоскодонках или надувных лодках, нашпигованных лошадиными силами, как гоночные машины.
Ну и что, говорю.
Дует на кофе, который и так-то не назвать горячим.
Маршрут пролегает через Албанию или Черногорию, говорит она, а транспортируются главным образом наркотики и оружие. Кое-когда, впрочем, и беженцы. Но крупные контрабандисты пользуются судами большего водоизмещения, а они далеко не так быстроходны.
Небо
Забавно то, говорит Клара, что они, хоть и выходят в море ночью, практически не прячутся. Успех предприятия целиком зависит от скорости. Устраивают гонки с полицией, и оборудованы эти суденышки так, что неизменно одерживают победу.
Кусок булочки у меня во рту только увеличивается по мере того, как я его разжевываю. Я думаю, не выплюнуть ли его в подарок псу, потом заставляю себя проглотить. Острая боль, слезы брызжут у меня из глаз, кусок застревает в горле, делаю большой глоток кофе, чтобы смыть его. Вижу перед собой Шершу и Джесси, оба они в черном, золотые волосы Джесси убраны под темную шапку, стоит ночь. Она едва достает ему до плеча, и за ними по булыжной мостовой тянутся разные по длине тени, а переулок так узок, что, оттопырив локти, они бы уперлись в стены домов по обеим его сторонам. Идут спокойно, как будто просто прогуливаясь, молча и не прикасаясь друг к дружке.
В Бари должно быть полным-полно чрезвычайно узких переулков, говорит Клара, но это ты наверняка знаешь лучше моего.
Да-да, говорю.
В одном из этих переулочков, говорит Клара, стоит наготове транспортное средство, по возможности поближе к воде и в каком-нибудь доступном для причала месте. Моторка подлетает к берегу, оторвавшись, насколько удастся, от полицейской погони. Сбрасывают товар на берег, высаживают, если он есть, беглеца, забираются в машину и удирают. Пустую лодку они бросают на берегу. Если преследователи успевают продолжить погоню на земле, спокойно подставляют машину под пули, если баррикадируют улицу, идут на прорыв.
Пока Клара говорит, я вижу Шершу и Джесси рядышком на корме моторки, а та несется почти отвесно к воде, оставляя за собой клинообразные снежно-белые фонтаны брызг, рассыпающиеся по черной глади. Ее золотые и его черные волосы горизонтально отнесены назад, лица в профиль как морды борзых, — скорость.
Клара управилась с булочкой и стряхивает крошки с ладоней.
А знаешь, как им это удается, спрашивает она, знаешь, какие у них машины?
Гляжу в пластиковый стаканчик с кофе, гляжу чуть ли не с надеждой на то, что в черной гуще внезапно возникнет черная же дыра и в эту дыру я смогу провалиться. Допиваю кофе и мну стаканчик в руке.
Бронированные автомобили, торжествующе говорит Клара. Но снаружи броню не заметишь. А внутри стальные пластины по центнеру весом каждая — за всеми дверцами, в багажнике и под капотом. Припоминаешь?
Оставляю ее за столом, возвращаюсь к машине, кладу руки на теплый вибрирующий капот. Через пару мгновений за спиной у меня оказывается Клара.
Машины для этого импортируют, обстоятельно поясняет она, и часто их удается конфисковать прямо на границе. В Сети были снимки целого автопарка, который скопился у полиции в результате таких конфискаций.
Какое-то время, говорю, мне хотелось узнать, что именно пришлось пережить Джесси, может, ночью в море, может, еще где. Какое-то время мне не удавалось забыть, что она видела что-то ужасное, и я полагал, что у нас с ней ничего
А это, говорит Клара, пожалуй, можно выяснить задним числом. Например, прямо сейчас.
Я чувствую ее руку у себя на спине, потом на затылке; возможно, это ласка, а возможно, она проверяет мои волосы на предмет наличия в них статического электричества. Да какая, на хер, разница! Резко развернувшись, бью ее по запястью так, что рука отлетает в сторону и стукается об оконное стекло. Надеюсь, ей больно. Она коротко втягивает воздух сквозь стиснутые зубы и уходит, не удостоив меня и взглядом, она возвращается к столу, у которого, не спуская глаз с остатков моей булочки, томится пес. Бросает ему объедки. Левой рукой.
16
СВЯЩЕННЫЕ КОРОВЫ
Подстилка в гамаке воняет мышиным пометом. Спальный мешок из искусственного материала, вот что такое эта подстилка, и почему-то обшитый блестками, что, видимо, должно было помешать мышам вгрызаться в материю и заводить в ее глубине свои норы. С другой стороны, я вообще не понимаю, чего им в гамаке искать. Тем более что попадать сюда мыши могут, только взбираясь по столбу, а затем спускаясь по косым веревкам, как кинотрюкачи над пропастью.
Свешиваю одну ногу, достаю пальцами до земли, отталкиваюсь, начинаю легонько раскачиваться. Потная спина и искусственный шелк спального мешка — это горючая смесь, но я слишком измучен, чтобы почесаться. Закрываю глаза и пытаюсь представить себе зуд как чисто нервического свойства феномен, как один из факторов в целом ряду, в который входят также, например, головная боль или жжение в глазах. Внезапно я замечаю, как сильно отощал: ребра выступают, торчат как горные гребни на закате, живота нет, колени как галька, обточенная волной, икры как канаты из проволоки. Выглядит это хорошо.
Клара стоит у грифельной доски и рассматривает сделанные бледным мелом рисунки. Она тоже сняла брюки. Дверь во двор распахнута, зазубренный острый луч тянется по земле, целясь в кларины босые пятки. Когда мы сюда прибыли, термометр у входной двери показывал уже тридцать два градуса — и это в десять утра! Я пару раз пнул ногой дверь без малейшего результата. Наконец обратил внимание на приставленную к стене старую печь-буржуйку и нащупал в отверстии, куда, должно быть, раньше вставлялась труба, большой ключ. Оказался он влажным, и на пальцах у меня теперь оранжевая ржавчина, отмыть которую не удалось.
А знаешь, спрашивает Клара, что означают эти каракули?
Ставит ногу на край деревянного настила, тот угрожающе скрипит, потом умолкает. Пол здесь цементный, лишь на две трети покрытый грубым дощатым настилом, приколоченным к поперечным балкам. В щели между цементом и досками, а шириной она в ладонь, живут мыши.
Клара перешагивает через пса и подходит ко мне, упирается мне коленом в колено. Другой ногой запутывается в ремнях своего валяющегося на полу саквояжа, спотыкается, отступает на шаг, опрокидывает ведро для мусора, из которого выкатывается один-единственный бумажный контейнер из-под йогурта. Жак Ширак, сорвавшись с места, убегает во двор. Во всем помещении нет и двадцати квадратных метров, гамак занимает середину комнаты, по углам стоят коробки с книгами и стопка толстенных руководств по компьютерному делу, обложки которых сгнили от сырости. Единственным незанятым местом является непокрытый досками участок цементного пола между дверью и грифельной доской, не занятый ничем, не считая двух металлических шкафчиков, высотой они нормальному человеку по пояс. Один из этих шкафчиков — кухня, а другой — ванная.