Орлы и ангелы
Шрифт:
Обойдусь, говорю.
Ты в порядке, спрашивает.
Это что, шутка, отвечаю.
Вместе выходим во двор. Тьма — как бальзам на обожженный участок тела, при том что обожжено оно все. Становится легче.
Мне еще надо в город, говорит она.
Зачем, спрашиваю.
А зачем мы вообще сюда приехали?
И это ТЫ МЕНЯ спрашиваешь?
Стоим лицом к лицу, стоим вплотную, друг на друга смотрим. Ее разные глаза, один как небо другой, как море, не выражают сейчас ничего, как две стекляшки.
Послушай-ка, Десперадо, [6] говорит она, ты сейчас накокаинишься по самое
Проводит меня мимо каштана и двумя руками раздвигает кусты в самом углу двора. Должно быть, это шиповник, но не в цвету и поросший вдобавок каким-то паразитарным вьюнком, так что все вместе выглядит практически непроходимой живой изгородью. Вижу мертвую мышь в носовом платке, она висит, зацепившись за колючку, где-то на высоте колена. Но Клара ее вроде бы не замечает. Она протискивается в заросли, подвигается в сторону, чтобы дать поглядеть и мне. Вижу несколько камней, насыпанных горкой и кое-где скрепленных цементом, и тяжелую рифленую металлическую крышку сверху.
6
Отчаянный, головорез (исп.).
Это колодец, говорит Клара.
Я зажмуриваюсь, она права.
Я, говорю, его знаю.
Только я не верил в его существование. О колодце Джесси рассказала мне в самом начале, когда я еще считал все ее истории плодами воображения: поля и луга, за которыми нужно следить строго, как за арестантами; поездки в те места, где организованы сборные пункты для никому не нужных старух. Но время от времени какая-нибудь деталька из ее полубессмысленной болтовни вписывалась во внешний мир как влитая, и мне постепенно стало понятно, что Джесси не фантазирует, а всего лишь расширительно истолковывает все, что видит и переживает, чтобы оно смогло войти в ее собственный сказочный мир. И она никогда ничего не выдумывала. Возможно, я попал сюда, чтобы отыскать последние фрагменты той мозаики, которую представлял собой ее внутренний мир, возможно, именно этого мне и не хватает. Для того, чтобы уйти.
Прошел дождь, сказала Джесси по телефону, и голые улитки валяются по всему двору, как отрезанные языки.
Как что, переспросил я.
Как ангельские языки, ниспавшие наземь вместе с дождем. И больше всего их налепилось на колодец. Я сижу на краю, отколупываю камни, бросаю вниз и жду, я хочу услышать, как они упадут на дно. Но ничего не слышно, совсем ничего не слышно.
Я принялся возиться с какими-то канцелярскими принадлежностями на письменном столе, защищаясь от необходимости ответить чем-то осмысленным и внушая себе, будто ее речения заведомо невнятны, как у дельфийского оракула.
Может быть, ты недостаточно долго ждешь, сказал я ей.
Долгие часы, ответила она. Земля уже превратилась в месиво. Я выцарапала из нее и бросила в колодец все камни.
Продолжай, сказал я, и ты наполнишь его когда-нибудь до самого верху, а это ведь все равно как увидеть дно.
Тогда он будет набит доверху, сказала она, и будет торчать как печная труба в центре большого кратера.
Я, ничего не отвечая, принялся катать по полу пустую тележку, на которой по утрам развозят документацию. Я то выкатывал ее на середину комнаты, то пригонял на место.
А пожалуй, так оно будет надежней, сказала она. Если мы когда-нибудь
Как это ни глупо, меня осчастливило ее желание завести от меня детей. И только чуть позже я сообразил, что ее «мы», скорее всего, означало не меня с нею, а ее с Шершей.
Дети, положим, все равно могут свалиться, сказал я. Там же будет кратер.
Мы заведем троих, ответила она, и если один свалится, двое у нас останутся.
А Шерша сейчас с тобой, спросил я.
Мне стоило немалых трудов задать этот вопрос, потому что я боялся ответа, но Джесси предпочла просто проигнорировать его. Какое-то время мы помолчали.
Мне пора заканчивать, сказал я после долгой паузы. Давай возвращайся на край своего колодца.
Я на нем и сижу, ответила. Вот сейчас швыряю очередной камень. На этот раз я дождусь, пока он не зашипит в огне, достигнув центра Земли.
А если за это время наступит зима, ответил я, ты и шипения не услышишь, потому что уши у тебя затянет льдом.
Я положил трубку, подумав при этом, что Джесси звонила мне скорее с Марса, чем с края колодца.
А что там, внутри, спрашивает Клара.
Ничего, отвечаю. То, что обычно бывает в колодцах, и ничего кроме.
А что обычно бывает в колодцах? Я не больно-то сильна по этой части.
Особенность данного колодца, объясняю я ей, заключается в том, что, бросив туда камень, ты не слышишь всплеска.
Да брось ты, говорит Клара, так не бывает. Ну-ка, сними с него крышку.
Черта с два!
Ухожу по направлению к «домику», она мчится следом.
Прошу тебя, Макс!
Отвали.
Ну пожалуйста!
Смотрю на нее в упор. Переминается с ноги на ногу. Бесит меня так, словно она одна из дочерей Джесси с Шершей, причем не утонувшая в колодце, а я не имею права свернуть ей шею.
Хорошо, говорю, согласен, если ты немедленно снимешь вонючую футболку и бюстгальтер и голой прыгнешь три раза на месте.
Тут же перестает переминаться с ноги на ногу.
Что это еще за чушь, спрашивает. Это тебя должно возбудить как-то физически?
Глупости, отвечаю, ты и в одетом-то виде уничтожаешь мужскую потенцию в радиусе ста метров.
Насколько мне известно, говорит, в случае с тобой излишне даже это.
Совершенно верно, отвечаю, поэтому и терять мне нечего. Хочется просто в очередной раз удостовериться в том, что ты лишена даже тени самоуважения.
Ах вот оно что! Да пожалуйста.
Допиваю кофе, в стаканчике его всего на палец, но крепости в нем, как в целой пачке таблеток кофеина. Когда вновь поднимаю глаза, она уже разделась до пояса. Талия у нее тонкая и груди красивые, вот только сосцы выглядят так, словно они позаимствованы у двух разных женщин. Левый светло-розовый, маленький и плоский; правый должен был бы принадлежать куда более зрелой женщине, он побольше, коричневатый и торчливый. Кларе это не идет. Ее груди искоса смотрят на меня, это так странно, что я вынужден отвернуться, я гляжу в дверной проем, вижу луну, вижу Жака Ширака, задумчиво сидящего на низенькой стене. Слышу, как она у меня за спиной подпрыгивает на месте, три раза ее пятки ударяются о жесткий дощатый настил. В несколько шагов пересекаю двор и поворачиваю водопроводный кран. Забыл, когда я в последний раз пил что-нибудь, кроме кофе. Должно быть, двое суток назад. Подсовываю под кран голову, вода стекает на щеку и в рот, попадает она и в нос, я кашляю.