Орлы и звезды. Красным по белому
Шрифт:
– Владимир Ильич, - почти умолял Шляпников, - от вас никто не требует развернутого выступления. Просто тезисно обозначьте ваше мнение по дальнейшему развитию революции в России.
Мы с Васичем переглянулись.
– Похоже, грядут мартовские тезисы, - тихонько сказал мой друг.
– Тезисно говорите?
– Ленин задумался, не отпуская с лица недовольное выражение.
– Хорошо! Раз все так ждут моего выступления, - сознайтесь, это ведь была ваша идея?
– я выступлю. Но не ждите в этот раз больших откровений. А сейчас оставьте меня в покое,
Колеса пересчитывали стыки. Шляпников о чем-то шептался с Крупской. Ленин писал в блокноте, отдельные места решительно зачеркивал, писал дальше. Мы с Васичем на все это просто глазели.
Бронепоезд медленно втискивался между двумя перронами Царскосельского вокзала. По ту сторону бронированных плит было шумно и весело. Оркестр играл революционные марши. Лязгнули буфера. Качнувшись, замерли вагоны. Я пригласил Ленина подняться на крышу. Толпа встретила наше, вернее, ЕГО появление, криками 'Ура!'. Ильич некоторое время всматривался в бушующее вокруг бронепоезда людское море, потом решительно сдернул с головы кепку - успел ведь заменить котелок на более приятный пролетарскому глазу головной убор!
– и поднял ее над головой, призывая всех успокоиться. В относительной тишине над перроном разнесся его картавый голос: 'Товарищи!..'
НИКОЛАЙ
Я прекрасно помню знаменитые 'Апрельские тезисы' и могу смело утверждать: сегодняшняя речь Ленина напоминала их разве что отчасти. Ильич лишь определил магистральное направление второго этапа русской революции: выход России из империалистической войны и качественные социальные преобразования возможны только после передачи власти в стране в руки Советов народных депутатов - но не конкретизировал его отдельные моменты. Видимо перелет на 'Александре Невском' был столь же утомителен, сколь и скоротечен, и Ленину просто не хватило ни времени, ни сил, чтобы собраться с мыслями.
Мне в этот день пришлось исполнять роль начальника почетного караула. Когда Ленин покинул свою необычную трибуну и направился к выходу с перрона, путь его лежал мимо трех ротных коробок. Рабочие, солдаты и матросы лихо выполнили команду 'На караул!', а оркестр заиграл Интернационал. Ильич отнесся к происходящему весьма ответственно и прошел вдоль строя, держа ладонь правой руки у козырька фуражки.
ОЛЬГА
Роль гостеприимной хозяйки на этот раз давалась мне с трудом. В том мире я была не настолько молода, чтобы не знать кто такой Ленин. Но в отличие от моих мужчин с трудами вождя мирового пролетариата знакома не была, зато хорошо помнила анекдоты про Ленина, Крупскую и, почему-то, Дзержинского. Потому, когда увидела Ленина у нас в прихожей в черном пальто и с кепкой в руке, с трудом удержала на лице почтительное выражение. В голову лезло:
Дзержинский: - Ну, что, Владимир Ильич, по трешке?
Ленин: - Нет, Феликс Эдмундович, только по рубчику. А то я с трояка такую ахинею порол вчера с броневика...
А уж когда глянула на Надежду Константиновну, Наденьку, то такое вспомнила, что закрыла лицо руками и выбежала
– Вашей супруге нездоровится, Михаил Макарович?
– Легкое недомогание, Владимир Ильич. Но Оленька мне не жена. Ее супруг Глеб Абрамов. Он сейчас на дежурстве в Петропавловской крепости. Мы просто живем в одной квартире.
Я вернулась в прихожую, извинилась. Крупская возразила:
– Ну, что вы. Это нам впору перед вами извиняться. Если бы товарищ Жехорский предупредил нас о вашем недомогании, мы с Володей никогда не приняли бы приглашения поселиться у вас на квартире.
Товарищ Жехорский исподтишка грозил мне кулаком, но я уже полностью овладела собой, даже поругала себя мысленно: 'Ну, не дура, путать живых людей с героями анекдотов?' Так что дальше все шло чинно да гладко.
Идея пригласить чету Ульяновых остановиться у нас принадлежала Мишке. Он непременно хотел поговорить с Лениным в первый же день его прибытия в Петроград. Видно опасался как бы тот и ЗДЕСЬ чего не напорол. Все, все, гоню от себя эти мысли.
Сразу после ужина мужчины уединились в кабинете, Крупская, сославшись на усталость, ушла в свою комнату, а я села на кухне подслушивать беседу Жехорского и Ленина. Ерш из подручных средств соорудил это полезное устройство. На всякий случай. Оно легко блокировалось из кабинета, и я опасалась, что Мишка так и поступит, но нет, в наушнике звучали голоса. Начало разговора я уже пропустила.
– ... Как вам удалось сделать так много за столь короткий срок?
А он не так уж и сильно картавит.
– Это нетрудно, Владимир Ильич, если точно знаешь, что ждет тебя завтра.
– Вы способны предвидеть будущее?
Сколько неприкрытого сарказма в этом вопросе.
– Не предвидеть, а знать, коли уж ты сам из будущего...
Черт, Крупская! Едва успеваю спрятать наушник. Входит на кухню, подсаживается к столу. Не ко времени нарисовалась, но ведь ей об этом не скажешь?
– Что-то голова разболелась, - слабо улыбнулась Надежда Константиновна. У вас не будет аспирина?
– Сейчас найду.
Крупская запила лекарство и отставила стакан.
– Скажите, Ольга, вы давно знакомы с Жехорским?
– Достаточно давно. Мы вместе состояли в боевой эсеровской группе.
– Вы боевик?
– искренне удивилась Крупская.
– А почему это вас так удивляет?
– Нет, нет, - испугалась своих слов Надежда Константиновна, - меня это нисколько не удивляет. Я просто неловко выразилась. Извините.
Из-за двери кабинета высунулась Мишкина голова.
– Оленька, сообрази-ка нам чайку!
Теперь пришел черед извиняться мне. Надежда Константиновна понимающе кивнула, встала и покинула кухню, а я занялась приготовлением чая.
Когда я вошла в кабинет разговор прервался. Ставя поднос на стол, я украдкой взглянула на Ленина. Молодец мужик, держится бодрячком, разве что побледнел слегка. Хотя, это мне могло и показаться. Вернувшись на кухню, я вновь приложила наушник к уху.