Орлы летают высоко
Шрифт:
17
– Понимаете ли вы, – говорила Великая княгиня Екатерина, – что до этого момента у нас и минуточки не было для того, чтобы побыть вдвоем?
Александр улыбнулся.
– Нам повезло, что мы оба хорошие моряки, а Фридрих Вильгельм – нет! Интересно, каково будет в Лондоне?
– Я очень хочу увидеть его. Говорят, что из-за туманов там постоянно темно. – Она перегнулась через поручни корабля, который вез их в Англию с государственным визитом, и посмотрела вниз на темную воду.
Стояла чудная ночь, и воды пролива были спокойны.
Английский принц-регент пригласил Александра, его сестру и прусского короля прибыть в Лондон до начала мирного Конгресса, который открывался в Вене.
– Должна заметить, – сказала Екатерина, – что не видела никого более смешного, чем король Людовик. А этот его Двор! Кажется, они забальзамированы еще с 1792 года! И еще они мне не понравились своей неблагодарностью вам…
– Они просто невозможны, – сердито подхватил Александр. – Кроме их высокомерия по отношению ко мне, чего я им никогда не прощу, они делают все возможное, чтобы внести вражду в массы французского народа и вызвать ненависть армии. Мы посадили этого болвана на трон, и теперь, полагаю, придется нам там его удерживать. Слава Богу, что Бонапарт в надежном месте на острове Эльба, а австрийцы следят за его сыном!
– Я слышала, что мальчик болезненный, а Мария-Луиза не собирается покидать Австрию и становиться регентшей. Нет, они в достаточной безопасности, пока Наполеон не на свободе. Сама я думаю, что его следовало бы казнить.
– Да, если бы это происходило в России, – ответил Александр, – а не в Европе. В Европе они судят по-своему, а мы для них лишь дикари.
Последние слова он произнес с горечью.
– Да, таковым было отношение этого чертова Бурбона, который и выстрела не сделал ради того, чтобы вернуть свой трон, и Меттерниха – о, как он меня ненавидит за то, что я сделал королем Людовика, и Талейрана, этой высокомерной, вероломной змеи. Мы боролись с Наполеоном; мы свою кровь проливали, разрушили Москву, жгли свою землю; мы преследовали его по всей Европе, а с нами вместе и прусские воины. Но если они думают, что им удастся не допустить меня на Конгресс, то они ошибаются. Единственный, кому я доверяю, это Фридрих Вильгельм.
– Он глуп, – презрительно заметила Екатерина. – А что вы скажете об англичанах?
Александр нахмурился.
– Пока еще не знаю. По крайней мере боролись они с французами так же стойко, как и мы. Это жестокий народ – посмотрите на их мощь! Бонапарт всегда говорил, что они являлись его единственным врагом, что, пока они существуют, он не сможет успокоиться, не сможет завоевать мир, что было для него равнозначно успокоению. Ничего не могу сказать относительно Англии… нужно сначала добраться до Лондона… О, слава Богу, что можно подышать свежим воздухом. За последние несколько недель я все время чувствовал, что вот-вот задохнусь!
Екатерина заколола назад легкую прядь волос, которую ветер бросил ей на лицо, и улыбнулась. Насмешливая улыбка отразилась и в ее раскосых глазах, когда она посмотрела на Александра.
– Успех не
Он вспомнил, как императрица Жозефина говорила ему то же самое, той ночью в парке Мальмезона. Они действительно боялись его, боялись его мощи.
– Я хочу только того, что положено России, – сердито произнес он. – Я хочу мира. Господь Бог дал мне эту победу, я это знаю. Я знаю также, что Он хочет, чтобы я поддерживал мир.
Екатерина не отвечала. Вот опять. «Господь хочет, чтобы я… Господь дал мне…» Его еле сдерживаемый гнев, его уверенность, что Господь Бог направляет его, что люди, которые выступают против него, на деле выступают против Всемогущего.
Она быстро взглянула на него, на его застывшее выражение лица, на глубокие морщины на лбу и в уголках рта. Во время войны 1812 года были времена, когда она задавала себе вопрос, не сходит ли ее брат с ума, тогда, когда он ничего не делал, а только молился и призывал Бога, в которого раньше никогда не верил. После долгих лет религиозной терпимости он вел целомудренную жизнь, но теперь этот этап его жизни миновал, и она была уже уверена, что вместе с ним прошла и религиозная мания.
В каждой европейской сплетне повторялось, что царь переспал с Жозефиной в Мальмезоне; говорили также, уже с большей уверенностью, что он спал и с ее дочерью Гортензией. Екатерина слушала, смеялась и цинично думала, что брат ее снова стал самим собой.
Но теперь она видела, что ошибалась. Его любовные прегрешения не изменили его. Казалось, он забывал о них, как только они заканчивались, и вновь принимал на себя роль пророка и верховного судьи.
– Если вы могли тягаться с Бонапартом, то справитесь и с Талейраном, и с Меттернихом, – сказала она. – Интересно, как Наполеону нравится на Эльбе?
– Говорят, что он доволен, – мрачно отозвался Александр. – Некоторые его гвардейцы последовали за ним в ссылку, и он правит целым островом, как будто это военный лагерь. В сообщениях говорится, что он здоров и в прекрасном расположении духа. Говорю же вам, Екатерина, теперь, когда он побежден, число людей, испытывающих к нему любовь, гораздо больше тех, кто испытывает ко мне благодарность
– Ба! – возразила Екатерина, пожав плечами. – Месяцев через двенадцать о нем забудут, как будто он уже умер. Давайте спустимся вниз и отдохнем. Мне хочется в наилучшем виде предстать перед этими англичанами. А правда, что любовницы принца-регента всегда такого возраста, что годятся ему в матери?
– Мне так говорили. И только от нас зависит, чтобы они убедились в том, что русский царь и Великая княгиня не хуже любой другой королевской семьи мира. Я хочу, чтобы вы выглядели прекрасной, Екатерина. Наденьте бабушкины рубины на приеме в Лондоне! А также наденьте самый элегантный ваш наряд!