"Орлы Наполеона"
Шрифт:
— Вы можете быть совершенно уверены.
— В условленный день и час он нам нужен целым и невредимым.
— Всё так и будет. Кстати, хочу обратить ваше внимание: опасность уже ликвидирована… вместе с халтурщиком.
— Да? Вот это хорошо.
Старший откинулся в кресле, словно вспышка эмоций сожгла силы. Прикрыл глаза.
— Не хотите ли коньяку? — предложил молодой собеседник заботливо.
— Не хочу, — отрезал старший. — Налейте лучше русской водки. И помните! — С этими словами наклонился к собеседнику: — Я жду подарка ко дню рождения!
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Наконец-то они остались
Ради этого Сергей встал ни свет ни заря и быстро привёл себя в порядок. Мадам Арно, спозаранку готовившая завтрак для жильцов, благословила на дорогу куском хлеба с маслом. Завершив скромную трапезу чаем, Сергей вышел из гостиницы и быстрым шагом устремился через деревню и луг к реке.
Даже в ярких лучах утреннего солнца израненный столетиями Ла-Рош выглядел усталым и сумрачным. Ну да: поживи с его… При мысли, сколь многое видели и перенесли эти обшарпанные стены и башни, невольно замирало сердце. И как хорошо быть с древней крепостью один на один. Друзья и помощники — это замечательно, однако творчество не застолье. Оно требует уединения. Вот и сбежал, не в обиду им… Какая тишина!
Сергей поудобнее сел на поросший травой пригорок, достал альбом и приготовил карандаши. Ну, с богом…
— Мсье Белозёров!
По зелёному лугу грациозной походкой шла мадам Лавилье в светлом платье. В одной руке несла сумку, другой приветливо махала Сергею. Чёрт бы её побрал!
Внутренне рыча, Сергей вынужденно отложил альбом, поднялся и приветствовал соседку по гостинице сдержанным полупоклоном.
— А что вы здесь делаете в такую рань? Вам не спится? — поинтересовалась женщина, подходя ближе.
"Да тебе-то какое дело?"
— Сплю я нормально, мадам. А встал пораньше, чтобы поработать без помех, — сухо сказал Сергей, указывая на альбом.
— Ну, конечно, конечно, как я не сообразила! — Очаровательно улыбнулась. — И много успели нарисовать? Можно ли посмотреть?
— Нельзя. Ничего ещё не успел. А вам, похоже, точно не спится.
Мадам Лавилье весело засмеялась.
— У меня со сном тоже всё хорошо, уверяю вас. Просто привыкла купаться по утрам. Прихожу, пока никого нет и стесняться некого.
— Купаться? Но ведь только начало мая. Вода же холодная.
— Ну и что? Я такую люблю. Я вам не какая-нибудь неженка, я женщина крепкая. Бодрит замечательно, весь день потом порхаешь, просто порхаешь. — Бро сила на Сергея лукавый взгляд. — Как будем делить берег, мсье?
— Никак, мадам, — сурово сказал Сергей, подбирая альбом. — Оставляю вам его в безраздельное пользование. Купайтесь на здоровье, стесняться некого. А я пошёл.
Не было в этот миг ругательств, которые он про себя не адресовал назойливой соседке, явившейся так не вовремя. И стоило вставать с первыми лучами солнца, чтобы вместо работы болтать с этой ранней купальщицей!
Мадам Лавилье придержала его за рукав.
— Нет-нет, об этом не может быть и речи. Мы друг другу не помешаем. Я сейчас спрячусь вон за ту иву и буду чувствовать себя в полном одиночестве. А вы отойдите немного в сторону и спокойно работайте поодаль. — Многозначительно посмотрела на Сергея снизу вверх. Жгучие чёрные глаза искрились усмешкой. — Я могу рассчитывать на вашу скромность, мсье, не так ли?
— Можете, — отрезал Сергей, поворачиваясь спиной.
Отойдя в сторону, уселся с альбомом в руках и попробовал сосредоточиться. Не получалось. Сначала
Сергей краем глаза увидел в воде светловолосую головку. Усилием воли заставил себя вернуться к рисунку. Спустя некоторое время увлёкся и ушёл в работу.
Но вот минут через десять у берега раздался всплеск. Невольно покосившись, Сергей тут же поспешно отвернулся. Однако цепкий взгляд художника успел схватить волнующую картину: обнажённая мадам Лавилье медленно выходит из воды. Глаза, чёртовы мужские глаза, увидели между ветвями ивы и по достоинству оценили пышную грудь женщины, её стройные ноги, широкие бёдра и тёмный треугольник внизу живота, оттенённый сметанно-белой кожей. Какая натурщица "ню" [27] могла бы из неё выйти!.. Мелькнула идиотская мысль: интересно, что делает её малахольный муж со всем этим богатством?
27
Ню (фр. nu — сокращённое от фр. nudite "нагота, обнажённость") художественный жанр в скульптуре и живописи, изображающий красоту и эстетику обнажённого человеческого тела.
Сергей со злости саданул кулаком ни в чём не повинный пригорок. Только "ню" ему не хватало с утра пораньше! Вот ведь француженка… Представить себе русскую женщину, которая беззаботно купается голышом невдалеке от постороннего мужчины, фантазии не хватает…
Пошуршав одеждой, мадам Лавилье появилась из-за ивы — посвежевшая, с каплями воды на волосах, с румянцем во всю щёку и приятной улыбкой на ярких губах.
— Ах, до чего же замечательно искупаться поутру! — сообщила она, усаживаясь на траву рядом с Сергеем. — Как тут ваша работа, продвигается?
— Увы, мадам, что-то не очень, — мрачно сказал Сергей, поигрывая карандашом.
— Да? Ну, значит, сегодня вдохновение прошло мимо. Смиритесь.
"Какое, к чёрту, вдохновение! Ты же работать не даёшь!"
— А у меня к вам просьба, мсье, — сказала женщина, делаясь очень серьёзной.
— Чем могу?..
— Видите ли, мы с вами в некотором роде коллеги.
— Я тоже художница. Правда, начинающая.
Сергей похолодел.
— И вот я подумала: если рядом оказался признанный мастер кисти, то это не случайно, — трогательно лепетала мадам Лавилье. — Это знак судьбы. Вы должны оценить мои наброски и дать полезные советы. Над чем работать, в каком направлении совершенствоваться… Ну, вы понимаете.
"Должен?!"
Терпение лопнуло. Но прежде, чем Сергей, набрав полную грудь воздуха, успел дать отповедь настырной женщине, та проворно достала из сумки альбом и буквально впихнула в руки художника. При этом она искательно заглядывала в глаза, а миловидное лицо рдело от волнения.
Сергей обречённо раскрыл альбом и принялся машинально листать страницы. Как часто в салонах ему подсовывали работы великосветских любителей с просьбой дать оценку, высказать мнение, вынести вердикт… И всякий раз он терялся. Хвалить, как правило, было нечего, а врать он не умел. Вернее, умел, но не любил. Сказать же прямо, что предложенные рисунки безнадёжно дурны и созданы рукой дилетанта, язык не поворачивался — обижать людей он любил ещё меньше, чем врать…