Оружейница

Посвящается Веронике Скугиной

В школе закончился последний звонок. Линейка стала расползаться, превращаясь в броуновское движение празднично одетых учеников, родителей, учителей. Кто-то направился внутрь школы, устроив толкотню у входа, кто-то устроил беготню по двору, стайка одиннадцатиклассников двинулась к выходу со школьного двора.

— Саш, а чего твои не пришли? — Курносая светловолосая пышка

обратилась к своей подруге, черноволосой девушке с правильными чертами лица, примерно на полголовы выше и существенно стройнее спрашивавшей.

Та открыла рот, чтобы ей ответить, но в этот момент пышка отскочила в сторону, громко взвизгнув от болезненного щипка за зад, и между ними нарисовался их одноклассник в классическом прикиде «братка» — малиновый пиджак, «златая цепь на дубе том», «гайки» на распальцовке и стрижка под машинку. Протянув руку, он попытался лапнуть за бюст черноволосую, но тут же с невнятным матюком отдернул ее, украшенную парой довольно глубоких царапин.

— Ты чего, придурочная, я тя хотел на дачу на вечер пригласить. Оттянулись бы клево.

— Иди ты со своей дачей на фиг, она мне не впала, — буркнула черноволосая.

— Ох ты блин, целочка! Да кому вы, дуры, на хер нужны со своими медалями? Токо сутенерам!

Ухмыльнувшись, он развернулся к стоящему у тротуара «шестисотому» «мерину», оттолкнув по дороге пожилую женщину с мулаточкой из третьего класса, завалился на заднее сиденье и, опустив стекло, глумливо выкрикнул:

— Пока, отличницы, до встречи на Кутузовском!

Черноволосая показала «мерину» «фак» и, плюнув, буркнула:

— Гони, мажор, пуля один хрен быстрее, — и повернулась к пышке.

— Кать, маму выдернули на дежурство, а отец в рейсе, будет завтра, — и без перехода добавила: — Вот козел, все-таки испортил настроение.

Черноволосая вышла из автобуса, подошла к пешеходному переходу со светофором. Кнопку нажал кто-то с противоположной стороны улицы, и, дождавшись зеленого, она пошла по переходу. Подойдя к осевой, девушка невольно повернула голову направо, где раздраженно газовал водитель старой «бэхи», сделала шаг из-за стоявшего перед переходом «бычка»… и страшным ударом капота выскочившей из-за него «девятки», водитель которой решил проскочить по встречной, ее подбросило в воздух…

— Марина Алексеевна, ну что мне вам говорить. — Пожилой врач раздраженным движением сломал в пепельнице только что раскуренную сигарету. — Вы сами опытная медсестра и все должны понимать. Одиннадцать переломов, коленный сустав вдребезги, мышцы размозжены и порваны. Ногу придется резать. Нет, ну я, конечно, могу помучить ее дней десять, но вероятность спасти ногу стремится к нулю, а вот почки антибиотиками и продуктами распада мы ей посадим со стопроцентной вероятностью.

— Я все понимаю, Олег Филиппович. — Женщина, всхлипнув, вытерла глаза. — Но как я скажу ей, что она стала инвалидом… — Женщина опять вытерла глаза. — А где будете резать?

— Нижняя часть средней трети. Протез она сможет носить нормально. Идите к ней и постарайтесь объяснить ей все. Вам она поверит.

Женщина полувздохнула-полувсхлипнула, встала со стула и пошла к выходу из ординаторской.

Войдя в палату к дочери, она приставила стул к кровати и, присев на него, взяла дочь за руку, измазанную зеленкой.

— Доченька… — Голос женщины пресекся. — Сашенька…

— Мама, говори… — Голос девочки был тих, но явственно звенел от напряжения. Напряжение видно было и на ее лице, тоже измазанном зеленкой и покрытом ссадинами.

— Сашенька… Тебе придется ампутировать ногу. Выше колена.

Саша шумно выдохнула и явно расслабилась.

— И все?

— Что — все?

— И больше ничего?

— Да. У тебя вдребезги разбита левая нога, сломаны два ребра, куча ссадин и ушибов, но ни черепно-мозговой, ни даже сотрясения мозга нет.

Девушка еще раз шумно выдохнула, поморщившись от боли в ребрах, и неожиданно слабо улыбнулась.

— Мам, когда ты вошла в палату, у тебя было такое лицо, что я решила, что не доживу до вечера.

— Доченька, прости…

— Ладно, мам, проехали. Буду жить с запчастями. Но ключевое здесь слово — «жить». А когда операция?

— Примерно через час.

Саша приподняла голову и посмотрела на толстый валик, обмотанный бинтами в кровавых пятнах, в который превратилась ее левая нога.

— Мам, ты принеси мне к вечеру учебники и конспекты, все, что на моем столе. И сходи завтра в школу, узнай, как мне можно будет сдать экзамены. Я не буду терять год.

— Ну как, нормально?

Я нарезала еще два круга по кабинету, пару раз наклонилась.

— Нормально, Матвей Петрович, нигде не давит, привыкну быстро. — Я подошла к большому зеркалу на стене кабинета и еще раз с удовольствием убедилась, что косметика на протезе является точным зеркальным отражением формы правой ноги.

— И за косметику вам спасибо. Подогнали идеально. — Я села на кушетку, открыла клапан на гильзе, сняла протез с культи и потянулась за лежащей рядом «козьей ножкой» [1] .

— Сашенька, хотел тебя спросить, зачем ты второй раз заказываешь еще и «козью ногу»? Ведь обычно девушки делают все, чтобы протез был незаметен.

— Потому что она легче, я на ней по дому прыгаю, когда нужны свободные руки, а такой тягать надоело, и вообще на ней я устаю меньше… — Я закончила натягивать на культю чулок, просунула его конец в клапан гильзы «пег-лега», поднявшись с кушетки, вставила ногу в протез и стала привычным за последние годы движением вытягивать чулок через отверстие, расправляя кожу по стенкам гильзы. Вытянув чулок, я закрыла пробкой клапан и сделала несколько шагов. — А насчет незаметности… У нас на потоке есть одна «мондам» со специфическими взглядами и любимой пластинкой — «инвалиды — финансовая гиря на шее общества».