Оружейница
Шрифт:
Если честно, то наш (а правильнее — Сашин) автомат внешне явно проигрывал экземпляру Ерохина. Коробка со стволом, не воронённые, даже не окрашенные, со ссадинами от регулярной установки на станок.
— Мы отстреляли его на десять тысяч выстрелов, больше не позволил нехромированный ствол. Автоматика показала себя нормально, были четыре поломки — к концу второй тысячи просела пружина газового поршня. Тут, скорее всего косяк технологов, мы сделали новую — та отработала восемь тысяч без замечаний. Ещё раз сломался боёк и дважды — шептало. Его мы пересчитали и на следующие экземпляры поставим уже доработанное. Сейчас заканчиваем изготовление ещё четырёх макетов, три — под «шесть и пять», и один — под патрон сорок третьего года.
— Так вы его сразу под новый патрон, — перебил Сашу Костомаров.
— Конечно, — удивилась она, — я сразу
— Понятно. Но, всё-таки Саша, скажите, а почему вы сразу не сделали, так сказать, товар лицом, — он кивнул на ерохинский АКМ, — а работаете с упрощёнными образцами?
— Олег Денисович, снабдить автомат обвесом — это дело пары дней. Нам главное — отработать автоматику, а для этого приклад с цевьём не нужны. К тому же, при отстреле с жёсткого станка нагрузки на автоматику больше, чем при стрельбе с плеча, где они отчасти смягчаются при движении оружия во время отдачи. И ещё, мы отстреляли один ствол, установив его на коробку «эм шестнадцать». Уже с газовым поршнем. Кучность соответствует.
— А вы молодцы! — полковника эта новость явно порадовала и он продолжил, — Я, собственно говоря, услышал всё что хотел. Думаю, что при следующей встрече мы обсудим уже вопрос войсковых испытаний обоих образцов, и под оба патрона.
При этих словах, Сэмэн Сэмэныч заметно дёрнулся, что подтвердило мои догадки о том, что в вопросе АКМа под «шесть и пять» ещё конь не валялся, и он всё поставил на стандартный АКМ.
Потом начальство определилось с ориентировочными сроками представления «товара лицом» и совещание закрыли.
Направившись, рядом с директором, к выходу Костомаров внезапно остановился и, бросив взгляд на стоявшую рядом со мной Сашу, шутливым тоном обратился к директору:
— Антон Палыч, а если будем Сашенькин автомат принимать, как его назовём? А то ведь снова АК получается.
Саша, с торжествующим видом, подняла руку с обручальным кольцом и счастливым голосом ответила:
— Нет Олег Денисович, не получается! Я уже два месяца как Смирницкая! — и прижалась спиной ко мне.
— О-о-о! Поздравляю! — полковник шагнул к нам, галантно поцеловал руку засмущавшейся Саше, а затем легонько ткнул меня кулаком в плечо, подмигнул, и сказал, — Поздравляю, повезло тебе парень.
Повернувшись к директору, он продолжил:
— Ну, поскольку автомат у нас получается АС, то — зуб даю, бойцы окрестят его «автомат Саши».
Все засмеялись.
Мы вернулись в КБ и, сначала вдоволь нацеловались, снимая стресс после совещания, при этом потихонечку, на ушко, сожалея, что обстановка не располагает к более эффективному способу разрядки, а потом стали подгонять наши планы к срокам, которые нам определили.
Минут через пятнадцать хлопнула входная дверь. Я выглянул и увидел идущего по проходу директора. Лицо Антон Палыча было спокойным, но в воздухе отчётливо запахло вазелином и толстой стружкой, снятой шершебелем [76] .
76
шершебель, шерхебель — узкий рубанок с дугообразным лезвием. Используется для чернового снятия толстого слоя древесины.
Директор зашёл в кабинет шефа и, буквально через минуту они оба вышли и собрали нас всех.
Выдержав паузу, Антон Палыч обвёл нас взглядом и произнёс негромким, но жёстким голосом:
— Ерохин. Вы что, держите меня за идиота! Если это так, то я вам не завидую. Вы что, думаете, что я не имею представления о том, что происходит на заводе! И думаете я не знаю, что вы затолкали в один из своих образцов потроха от ижевского автомата, по предлогом проверки того как они будут работать в фрезерованной коробке. Это я могу понять, и может это дало бы какой-нибудь результат. Но у вас хватило ума, во-первых затереть на ижевских деталях номера, а, во-вторых, подсунуть этот экземпляр Костомарову, с прицелом, что он его заберёт. Неужели, за то время, что вы здесь, вы так и не поняли элементарного — я могу простить неудачу, но не прощаю обмана! В общем, так. Вы продолжаете свою работу, но под самым жёстким контролем Генриха Карловича. А вы, — тут он повернулся к шефу, — этот контроль осуществляете. И последнее, — директор снова повернулся к Ерохину, — не дай бог вам начать играть в Шерлок Холмса со слесарями. Понятно! Свободны.
Ерохин молча повернулся и быстрым шагом направился в свою ячейку. Антон Павлович обвёл нас извиняющимся взглядом и добавил:
— Мне жаль, что вам пришлось стать свидетелями этой малоприятной сцены, но это было необходимо.
Кивком попрощавшись со всеми, он направился к выходу, а Саша потихоньку спросила у Ады:
— Такое тут часто бывает?
Та резко мотнула головой:
— Не-а. Это впервые, — и кивнув головой в сторону ячейки Сэмэн Сэмэныча, добавила, — дурень он пластилиновый!
Демидовск
12 число 05 месяца 22 года. 18 часов 09 минут
Саша
Я въезжаю на своем «пылесосике» на стоянку главной клинической больницы протектората.
Две недели, прошедшие после совещания, были заполнены делами. Мы вовсю отстреливали доработанные автоматы на ресурс, а учитывая, что на них уже стояли наши первые хромированные стволы, на одном уже дошли до пятнадцати тысяч и, решили продолжить терзать его до полного износа.
Сегодня в КБ забежал Тима Соколов, он забирал с завода первые полсотни комплектов для сборки уже серийных леверов и аж подпрыгивал от нетерпения, собираясь сразу же, забыв про сиесту, заняться их сборкой. Ну это он зря. Сиесту придумали совсем не дураки, а люди, методом научного тыка определившие то, как нужно обходиться со своим организмом на такой жаре.
Я предпочитаю сей обычай уважать. Если в прошлом году, когда провалившись сюда, мы перенесли жарищу на стрессе, то сейчас, организм уже начал приспосабливаться к здешнему климату, да и дополнительную нагрузку из-за беременности тоже не стоит сбрасывать со счетов.
Так что в двенадцать мы с Серым отправились домой «дабы предаться неге и наслаждениям». И, таки, предались.
А за обедом, Наська опять подъехала ко мне с предложением сделать новый протез с силиконовым лейнером [77] , тем более, что у неё сегодня как раз практика в отделении, и на вечерний приём записаны только два человека, да и те — забрать уже готовые протезы. Серый поддержал дочку, напомнив о тех четырёх «оттобоковских» [78] коленных модулях, которые он купил в заленточной Москве перед переходом. Он вручил мне их вечером второго дня после их приезда, когда мы немножко отошли от шока и суеты сопутствовавших Настиным родам, а потом пятнадцать минут вытирал мой слёзоразлив, а я никак не могла остановиться. И было отчего. Учитывая их надёжность, четыре колена, плюс пятое, которое мне купили, в прошлом году, родители — мне этого должно хватить на всю жизнь. И я хорошо понимала, что Серёжка это учитывал.
77
гильза протеза с силиконовым лейнером, отличается от протеза с обычной жёсткой вакуумной гильзой, процесс одевания которого Сашей описан в начале книги, как раз наличием лейнера — плотно прилегающего к культе чулка из силикона, в конец которого вделан металлический стержень-фиксатор для соединения с гильзой протеза. Сам лейнер при одевании просто выворачивается наизнанку и накатывается на культю.
78
оттобоковский — Отто Бокк, Otto Bock HealthCare GmbH — немецкая фирма, один из мировых лидеров в производстве широкого спектра протезно-ортопедических изделий.
Забежав в регистратуру, и взяв у Майи талон, я отправилась он поиски протезно-ортопедического отделения, в котором практиковалась Настюха. Двухэтажное здание отделения, обнаружилось в дальнем от входа, левом углу.
Проходя в двери, я вспомнила, как Наська, вернувшись со своей первой практики, сообщила мне на кого она решила учиться. Тогда её выбор меня здорово удивил, а сейчас я иду к ней на приём.
Пройдя через холл, я стала подниматься на второй этаж. На первом, по рассказам дочки, находились палаты для пациентов, проходивших реабилитацию и большой тренировочный зал, на втором — мастерские, кабинеты врачей, приёмные, склад и ещё несколько палат. Разыскав женскую приёмную, я обнаружила сидящую под дверью женщину в возрасте «за шестдесят», одетую в элегантный белый брючный костюм и, если меня не обманывали мои глаза, с протезом правого бедра.