Оружие фантома
Шрифт:
– А я уже не дерусь. Боярский тоже курит, когда не в фильме.
– А ты откуда знаешь?
– По телеку показывали.
Вербин, придерживая руку, присел перед пацаном.
– На мороженое дам. – Он протянул мальчишке десятку. – Ты Машу Макарову знаешь?
– Машку-то? Как не знать, если в одном классе учимся!
– Ты видел ее сегодня?
– Утром видел. – «Мушкетер» ковырялся пальцем в носу и поглядывал в сторону битвы.
– Она одна шла?
– Одна, с булками… Вон, смотрите, Гришке снова глаз выкололи! Мать опять его хлестать будет шлангом от стиральной машины!
– Ага. А за ней никто не шел?
– Не-а. Гришка, пойдем за мороженым! Ты все равно ни фига уже не видишь…
– А какой дорогой она к дому пошла?
Указав Вербину нужное направление, побитые «мушкетеры» иноходью стали удаляться в сторону коммерческого киоска.
Сергей, уже зная, что на верном пути, зашагал к дому Александра. До него оставалось метров пятьдесят. Если Машу похитили, то это не самое лучшее для этого место. Рядом с домом располагалось двухэтажное здание, на первом этаже которого был опорный пункт охраны общественного порядка. Чуть в стороне – огороженное место для выгула собак. Там днем и ночью кто-нибудь прохаживается с четвероногим другом. Площадка не пустует ни минуты. Если воровать ребенка в этом месте, то можно быть уверенным, что тебя видели с десяток свидетелей. Нет ни пресловутых гаражей с кустами, ни мрачных подворотен. Элитные новостройки, ничего лишнего. Все лишнее в виде тех же гаражей и овощехранилищ находится под землей.
Под землей…
– Под землей, мать его, урод проклятый! – вырвалось у Вербина. – Ты жив, тварь, проклятие Макарова!..
Опер сорвался на бег и стал приближаться к дому. Три подъезда в доме. Три подвала… Только бы успеть.
Три подвала.
Я успею.
Девочка сидела на трубе, и с каждой минутой ей становилось все страшнее. Она беззвучно плакала, стараясь ни единым звуком не потревожить того, кто сидел неподалеку и, с жадностью чавкая, пожирал хлеб и булочки. Она его по-прежнему не видела, но ее детское воображение рисовало страшную картину: чудовище сейчас доест хлеб и примется за нее. Девочке очень хотелось, чтобы хлеб не заканчивался. Она помнила, как однажды в детском лагере один мальчик на спор решил съесть целый батон хлеба без воды. Он съел несколько кусков и не смог дальше жевать, но друзья подбадривали его, и он решил доесть. Он ел батон несколько часов, она помнила это.
Она знала, что папа ее найдет. Он может все. Он не испугается чудовища и убьет его. Только бы он успел, пока не кончился хлеб…
Через джинсовую ткань комбинезона жег ноги жар от горячей трубы, но она молчала, стараясь не обратить на себя внимание. Не бойся, – говорил ей отец.
Никогда и ничего не бойся. Нет ничего, что смогло бы напугать мою дочь.
Девочка верила отцу, он никогда ей не лгал, но сейчас ей было по-настоящему страшно. Она не видела того, кто схватил ее в подъезде и утащил в этот ужасный подвал, поэтому и не воспринимала его как человека. Это был кто-то, кто хотел, чтобы она напугалась.
Он желал, чтобы в глазах ребенка загорелся животный ужас. Он не видел глаз девочки, но точно знал, где они находятся. Поэтому, вонзая сломанные зубы в уменьшающийся с каждой минутой батон, он неотрывно глядел в одну точку, чувствуя, как внутри него начинает закипать волна гнева…
«Господи, какой я дурак! – разозлился Вербин. – Три подъезда, три подъезда… Подъезд всего один! Макаровский! На хрена тащить ребенка силой в чужой подъезд, если в свой она зайдет сама?! Остается надеяться на то, что местные опера не шмонали подвал. Если – нет, и Машка будет там, головы им поотрываю! Господи, как болит рука…»
Сергей, чувствуя, как от боли в растревоженной ране начинает плыть под ногами асфальт, прижался плечом к стене дома и вынул шприц. Сломав головку ампулы и порезав при этом палец, он набрал жидкость.
– Пресвятая богородица… – прошептал внезапно ставший набожным Вербин. – Только дай силы не потерять сознание…
Он страшно боялся уколов, и сейчас, глядя на жутко блистающее острие иглы, не верил, что сможет себя уколоть. Вспомнив о девочке, он не раздумывая всадил иглу в предплечье левой руки. К боли в обрубке пальца добавилась боль от лекарства.
– Вот это обезболивающее!.. – возмущенно прошипел опер, выдергивая шприц.
– Совсем, сволочи, обнаглели! – раздалось прямо перед ним.
Вербин поднял мутные, залитые потом глаза и увидел перед собой расплывающийся силуэт женщины.
– Уже средь бела дня на улице колются! Сейчас милицию вызову! – решительно рявкнула пятидесятилетняя мадам и вернулась в подъезд.
– Давай, давай, вызывай… – шептал Вербин, пытаясь в темноте подъезда отыскать дверь, ведущую в подвал. – Давно пора…
С каждым шагом вниз становилось темнее и темнее. Когда Сергей понял, что дошел до самого низа и стоит на полу подвала, его окружила густая, как деготь, и тревожная темнота.
Тихо и темно.
Сергей щелкнул зажигалкой.
– Маша!..
Девочка слышала, как чудовище доело хлеб и роется в пакете. Она слышала рядом с собой влажное дыхание. Что с ней теперь будет? Хлеб закончился…
Вдруг она услышала шаги. Девочке сначала показалось, что это прошел кто-то по улице, рядом с ее головой, но потом она поняла, что ошиблась. Кто-то спускался в подвал.
Папа?! Она знала, что он за ней придет! Он не побоится ничего!
– Маша!.. – услышала она.
Что делать? Если закричать, то это может взбесить чудовище, и оно ее не пощадит. А так оставалась надежда, что, наевшись хлеба, оно уберется прочь. Но если не закричать, тогда чудовище убьет человека, который пришел к ней на помощь.
– Дядя Сережа!!! Я здесь!!!
Она слышала, как с животным рычанием в непроглядной темноте схватились двое. Она слышала удары и вздрагивала при каждом из них, прижимаясь плечом к шершавой стене. Дерущиеся не произносили ни слова. Тела сплетались в борьбе, сыпались удары. Казалось, этому не будет конца. Девочка не выдержала и заплакала вслух, навзрыд. Истерика, копившаяся в ней все эти часы, вырвалась наружу. Она не могла больше терпеть. Ей хотелось кричать и визжать. Она кричала так, что Вербин перестал понимать, где находится враг. Он ориентировался лишь по отвратительному дыханию, раздававшемуся то справа от него, то слева.
Удивительно, но как только Маша закричала, Сергей почувствовал прилив сил. Визг девочки выключил все рецепторы организма и блокировал боль. Если бы он видел сейчас горло врага, он вгрызся бы в него зубами. Но Вербин не видел ничего. Взревев как тигр, он бросил свое тяжелое тело наудачу, вперед, и чуть не закричал от радости, когда почувствовал в руках чью-то шею.
– Сдохни, тварь!.. – цедил он сквозь стиснутые зубы, сдавливая железной хваткой начавшее агонизировать горло. Тело врага еще безвольно висело, зацепившись руками за плечи Вербина, но его кадык дергался вниз-вверх, пытаясь найти положение, при котором можно будет впустить внутрь глоток воздуха.