Оружие Леса
Шрифт:
– Сколько у нее людей?
– Это ж цыгане. Там целый табор.
– Сколько их точно?
– Не знаю я…
– Братан, ты б ослабил напор, – прошептал Калуга. – А то старичок может нас безвременно покинуть.
Я вытащил кончик ножа из шеи старого предателя. Сбоку прозвучал тихий голос бесшумно вернувшегося Лютика:
– Лестница метров на семь вниз. Там площадка, доски. Слева от лестницы дыра с дверью. Один прячется в трещине на склоне сбоку. Глубокая трещина, травой поросла. Я б не заметил, но он высунулся. Со стволом. На площадке дежурят еще двое.
Выслушав,
– Ты сказал им, что прямо сейчас приведешь нас, поэтому они и ждут? Скорее всего, сразу нападать не станут, поведут внутрь, как обычных гостей, и потом со спины…
Его ноги подкосились, и он брякнулся бы на землю, если б я не подхватил Рапалыча под мышки. Опустил тихо, положил на спину. Глаза закатились – все, сдулся старикан. Кровь из шеи текла слабо, но все-таки текла, и я сказал Лютику:
– Сделай какой-нибудь тампон, что ли, закрой ему рану.
Наемник склонился над Рапалычем. Калуга тихо обратился ко мне:
– Жестко ты с ним.
– А он с нами как? Я его не убил, хотя повод был законный. Ты ему поверил? Насчет Травника?
– Поверил, – ответил Калуга, не задумываясь. – Ты ж сзади его глаз не видел и лица, а я тут стоял, видел. Он слишком напуган был, чтоб лгать. Травник точно тут внизу, у цыган. Что делаем, брат?
Тот же вопрос читался на лице наемника, когда он, закончив с раной старика, выпрямился и шагнул к нам.
– Лютик, ты про эту Нору еще что-то знаешь? – спросил я. – С ней вообще договориться можно?
– Не в курсе. Где она, а где я…
– Они цыгане, брат, – вставил Калуга. – Цыгане-мафиози, хозяева гетто, держатели притона. Думаешь, им можно верить хоть в чем-то? Если вправду так думаешь – подумай еще раз, получше!
Я поднял руку, чтобы они замолчали, и прикрыл глаза, пытаясь сосредоточиться. Травник в плену у цыган и сидит где-то в глубине Норавейника. Проникнуть туда не по этой лестнице, каким-то боковым путем, возможно, но долго. Нужно оставаться в городе, разбираться в обстановке, расспрашивать людей, налаживать связи. Кого-то вербовать, подкупать или шантажировать, узнавать план Норавейника. Все это сложная разведработа, мы ее либо не потянем, потому что совсем не знаем местных условий и не имеем нужных связей, либо она займет кучу времени. И при этом нужно не засветиться перед полицаями и чтобы цыгане не прознали, что под них кто-то роет.
Я приоткрыл один глаз, посмотрел на Калугу, на Лютика, снова закрыл.
Еще важный момент – просчитывать возможные шаги противника. Если сейчас Рапалыч не приведет нас к Норе, та поймет: что-то не так. Что-то не сложилось у старика… и как она поступит? Цыганка не знает нас, не знает, на что мы способны, какие у нас связи и возможности. Первое: она наверняка перепрячет Травника. Выведет из Норавейника, укроет где-то в городе, причем как можно глубже, чтоб вообще никто не мог отыскать. Я бы на ее месте так поступил. Второе: если мы себя никак не проявим и старик не покажется, уже утром цыгане начнут узнавать по городу про трех людей, описание которых Рапалыч наверняка им дал. А это значит,
Не годится.
Попробовать сейчас с шумом ворваться в Норавейник? Но там целая толпа, а нас трое.
Не годится.
Выжидать? Цыгане вычислят нас и тихо закопают где-то на склонах Чума.
Не годится.
Валить к чертям с холма… Но снаружи рыщет Палач. Ждет меня.
Годится, но опасно. И я не получу Травника, который здесь, прямо под носом, ради встречи с которым я вообще все это затеял. То есть на самом деле и это не годится…
Так что делать?
Я раскрыл глаза, устало развел руками и сказал:
– Если мутант не идет к охотнику, охотник идет к мутанту.
– Это ценная мысль, – согласился Калуга. – Ты о чем?
– Миша, мой напарник, иногда повторял эту поговорку.
– И что она значит?
Рапалыч у наших ног зашевелился, тихо засипел. Я пояснил:
– Пойду и поговорю с цыганами. Но нужно организовать прикрытие. Если мы договоримся, все равно останется подозрение, что они, даже отпустив со мной Травника, устроят пакость, когда будем выходить от них. Так что…
Я окинул расселину взглядом, пригляделся к склону напротив лестницы. Там росли кусты. Перевел взгляд на Лютика и спросил:
– Умеешь обращаться с гранатометом?
– В общем, умею, – сказал он.
– Нам нужен гранатомет и несколько выстрелов к нему. Или хотя бы пара одноразовых трубок.
Я присел над стариком, который как раз приподнял голову. Помог сесть, схватил за седые волосы и повернул лицом к себе. Мутные, почти бессмысленные глаза уставились на меня.
– Рапалыч, у тебя еще есть шанс выжить, помочь нам и даже немного заработать, – сказал я. – Где здесь можно купить гранатомет?
– Так что ты задумал? – спросил Калуга.
Старик замычал что-то про полицаев, про заведующего оружейным складом… Закашлялся, сплюнул. Снова заговорил. Выслушав ответ, я приподнял брови:
– Все-таки какой выдающийся старый сморчок нам достался, а, Калуга? В общем, мы добываем оружие, и потом я попытаюсь заставить цыган вывести Травника наружу. И тогда мы отобьем его.
– Коррупция! – Калуга выкатил глаза. – Даже здесь, даже в чертовом Чуме, где все подмял один человек, – коррупция!
– Да-а, купить гранатомет у заведующего полицейским оружейным складом… – протянул я.
Мы присели за камнями, метрах в двадцати от края расселины и уходящей вниз лестницы. Чум спал, фонари не горели, мерцала лишь синяя цепочка огоньков на опоясывающей холм стене. Я положил фонарик так, чтобы луч упирался в камни. Позади, высоко над головой в небе чернела Башня.
– Но каков Рапалыч, а? – не унимался Калуга. – Вот же червяк ползучий. Вроде корявый такой, пропитый весь, древний, трясется… А и там людей знает, и тут знаком, и с госпиталя арты ему выносили, и к цыганам вхож, и даже с заведующим оружейным складом спелся! Если б не пил старик да в долги не влазил, был бы богатеем.