Оружие разрушения
Шрифт:
Римо не на шутку рассердился.
— Разве что твою вселенную, — отозвался он. — И в последний раз повторяю: он жив.
— Будем молиться, чтобы так, но все совсем не так. Римо, ты, конечно, можешь воздать ему последние почести на месте бедствия. Только не останавливайся. Притормози, но не останавливайся. Надо добраться до Вашингтона раньше, чем Царю Греха захочется сбросить с трона марионетку, которую он втайне презирает.
— Да нет никаких царей! — устало отмахнулся ученик.
— Значит, есть Царица Греха. Когда она узнает о постигшем нас несчастье, и часа
2
Матиаш Хуньяди (1443 — 1490), известный также как Матиаш Корвин, стал королем Венгрии в 1458 году. Его правление считается эпохой наивысшего могущества венгерского государства.
— Кто, кто?
— Мадьяр, по-вашему, венгр. В трудные времена Дом был вынужден служить этому правителю.
— Почему же он «Неправедный»?
Мастер Синанджу понизил голос:
— Его избрали.
— Вот так-так!
— Весь Балканский полуостров содрогнулся от ужаса, — пояснил Чиун. — В те времена такой способ перемены правителя не был в ходу.
В зеркале заднего вида мелькнула вспышка синего света. За машиной Римо следовал патрульный автомобиль полиции штата Коннектикут.
— У меня нет на них времени, — проворчал Римо.
— Что?
— Посмотри, нам на хвост села полиция штата.
Чиун пожал плечами.
— Значит, они не отцепятся, пока у одной из машин не кончится бензин.
— Скорее всего у нашей, — отозвался Римо, бросив взгляд на индикатор топлива.
— Тогда остановись. Мы — мастера Синанджу и не боимся каких-то там ищеек.
Ученик тяжело вздохнул, выехал на обочину, притормозил и опустил стекло. Из полицейского автомобиля вышел человек и направился в сторону «драгуна».
— У нас нет времени, — заметил Чиун.
— Я только что говорил то же самое.
— Тогда дай задний ход.
— Тогда он просто вызовет подкрепление, и на нас будет охотиться вся полиция Коннектикута.
— Не будет, если ты уничтожишь его рацию.
— Мысль хорошая, — согласился Римо и резко дал задний ход.
«Драгун» бампером ударился о патрульную машину и стал заползать ей на капот. «Драгун» оказался слишком массивным, и машина сразу же просела под его тяжестью. Колеса автомобиля Римо уничтожили лобовое стекло, смяли крышу, раздавили мигалку. Затем «драгун» медленно съехал на асфальт.
Полицейский, который только что намеревался побеседовать с водителем «драгуна», воспринял столь красноречивую демонстрацию превосходства противника как личное оскорбление. Он выхватил пистолет и несколько раз выстрелил в дверцу бронемашины. Пули только слегка оцарапали красную краску. В остальном «драгун» не пострадал.
Коп перезарядил пистолет и выпустил еще одну обойму. Не обращая на его потуги никакого внимания, Римо нажал на газ.
— Теперь он дважды подумает, прежде чем захочет связываться с нами, — сказал Чиун, убедившись, что пули отскочили от
— О чем ты говоришь! К полуночи они будут прочесывать всю дорогу до самой Нью-Рошели.
— К тому времени мы должны быть в Вашингтоне, — возразил учитель.
Сотрудник «Амтрака», проводник Дон Беррис, брел по пояс в воде и благодарил небеса: здесь по крайней мере нет аллигаторов.
А в заливе Кано, в Алабаме, были аллигаторы. Буксирное судно там врезалось в опоры железнодорожного моста и повредило конструкцию. И когда на мост въехал «Сансет лимитед», опоры не выдержали, и семь вагонов полетели в воду. Кишащий аллигаторами залив наполнился вытекшим дизельным топливом и людьми.
Вот тогда было плохо. Очень плохо. Сорок семь человеческих жертв. И могло быть еще хуже.
Правда, Беррису в тот раз повезло. Его вагон остался на рельсах.
Но вот сейчас — скверное дело. Честное слово, скверное.
«Мерчантс лимитед» врезался в перегородивший пути бульдозер. Каким образом бульдозер оказался на железнодорожном полотне, в данный момент никого не волновало. Прежде всего надо спасти тех, кто выжил. И извлечь из воды трупы.
Беррис в прорезиненных рыбацких штанах продирался сквозь тростник, ощупывая ногами дно в поисках мертвых тел.
В голову ему пришла еще одна мысль. Слава Богу, закончился век паровозов. В былые времена в случае серьезной катастрофы деревянные вагоны вспыхивали, как хворост, и огонь безжалостно пожирал изувеченных людей.
Да, могло быть гораздо хуже.
Проводник наступил на нечто мягкое и массивное.
Он погрузил руки в воду и принялся шарить по дну. Сердце его отчаянно колотилось. Неприятная работа, что и говорить, но кто-то же должен... Пока тела не уплыли в открытое море, и пока их не обглодали крабы. Мертвецы очень быстро становятся неузнаваемыми, пролежав какое-то время под водой, и вполне естественно, что их близкие в таких случаях предпочитают заочное отпевание.
Беррис нащупал что-то похожее на пучок водорослей. Впрочем, пальцы не скользили, поэтому спасатель решил, что держит в руке прядь человеческих волос.
Он сделал глубокий вдох и осторожно потянул.
Над поверхностью воды показалась голова маленькой девочки. Лицо ее уже приобрело мертвенный синевато-серый оттенок, а широко распахнутые синие глаза смотрели прямо на Берриса. Ему хотелось зарыдать, но он сдержался. Взяв девочку на руки, проводник попытался крикнуть. В горле у него вдруг запершило, и, только откашлявшись, он наконец выдавил:
— Тело!
Двое спасателей поспешили к нему и осторожно приняли тело. Беррис нервно сглотнул и побрел дальше.
Да, дело скверное, говорил он себе. Но бывает и хуже. Зимой вода стала бы чересчур холодной, спасательные работы шли бы медленнее, и маленькая голубоглазая девочка могла бы пролежать под водой всю ночь. Или двое суток. А она этого не заслужила. Человек не должен лежать в ледяной воде, даже если он мертв и уже не чувствует боли.
Да, могло быть хуже. Хотя дело скверное. Чрезвычайно скверное.