Оружие скальда
Шрифт:
Вдруг кюна Хёрдис подняла голову и резко втянула ноздрями воздух. Женщины умолкли, кто-то бросил взгляд на очаг — не горит ли что-нибудь. Но кюна не смотрела на очаг. Бросив гребень, она поднялась с места и прошла в середину палаты, к ясеню. Положив ладони на ствол, кюна подняла голову к кровле, куда уходил могучий ствол, закрыла глаза. Кто-то из мужчин тронул Гранкеля за локоть, и скальд замолчал. В палате стало тихо, все взгляды устремились к кюне. Даже Эйнар, шепотом споривший о чем-то с Эйстлой, накрыл
А кюна Хёрдис опустила голову, прижалась лбом к стволу, замерла, прислушиваясь к чему-то далекому. Потом она медленно повела пальцами по рунам, много лет назад поясом врезанным в кору ясеня на высоте груди взрослого человека. В недавний Праздник Середины Лета руны были окрашены жертвенной кровью и заметно темнели на коре. Кюна зашептала что-то. Слышно было только, как потрескивают дрова в очаге женской половины палаты. И гул ветвей ясеня над крышей казался значительным и громким, несущим тайные вести, понятные одной только кюне Хёрдис.
Наконец кюна отошла от ствола, посмотрела на свои ладони, словно на них должны были отпечататься тайные руны.
— Матушка! — вполголоса, почтительно окликнул ее Торвард конунг. Никто другой не посмел бы этого сделать. — Что ты услышала?
Кюна медленно перевела взгляд на сына, непонятно усмехнулась.
— Ясень поймал вести, — сказала она. — Вести летят по ветру. Не скажу, добрые это вести или дурные. Кому как покажется.
Все молчали. Никто ничего не понял. Но Торвард не хотел мириться с неизвестностью. Знамения в день принесения жертв были не очень-то добрыми.
— Мы не так мудры, как ты, матушка, — сказал он. — Не скажешь ли ты яснее? Не все же умеют понимать язык Малого Иггдрасиля.
Кюна снова усмехнулась.
— Яснее? Скоро ты получишь ясные вести, мой сын. И их принесет тот, кого ты очень хочешь видеть.
Торвард потер шрам на щеке. Слова матери тревожили его больше и больше. Кого он хочет видеть? Рагнара, который уплыл уже дней двадцать назад и вполне мог бы быть назад. Даже ту зловредную Деву-Скальда, что появилась в усадьбе Хеймира конунга, он не отказался бы увидеть. Но не явится же она к нему сюда!
— Пусть она пойдет и откроет дверь гостье! — вдруг приказала кюна Хёрдис и указала на Эйстлу, сжавшуюся в комочек возле плеча Эйнара.
— Я? — Эйстла вздрогнула от неожиданности. Ее голос, обычно такой звонкий, охрип от испуга. Она, как и все в усадьбе, робела перед кюной и предпочла бы сейчас не попадаться ей на глаза. Но кюна, если ей кто-то был нужен, умела видеть даже через стены.
Ормкель нахмурился. Он и не заметил в полутьме, что его негодная «хюльдра» опять пробралась в мужскую половину.
— Иди. — Кюна кивком послала Эйстлу к
Медленно, как будто выполняя непонятное и пугающее священнодействие, Эйстла пошла через длинную палату к выходу в кухню. Десятки глаз следили за каждым ее шагом. Эйстла подошла к двери, боязливо оглянулась назад.
— Открой, — велела ей кюна.
Эйстла налегла плечом на дверь, толкнула ее наружу. Ей казалось, что за дверью этой лежит какое-то неведомое темное царство.
Но, конечно, за дверью была кухня, знакомая ей с рождения. Рабы, занятые своими делами вокруг кухонного очага, подняли головы. Кюна новым кивком послала Эйстлу дальше. Девушка пересекла кухню, опасаясь, не пошлют ли ее на двор, за ворота. А этого ей совсем не хотелось. Уже совсем стемнело, от ворот, должно быть, видно, как горят синие огни над старыми курганами…
Налегая плечом на тяжелую дверь, Эйстла открыла ее и замерла на пороге, глядя в темноту. Все смотрели туда же поверх ее головы и плеч. Было тихо.
И вдруг яркая звезда пала на широкий двор прямо с небес. С визгом Эйстла бросилась назад и мгновенно оказалась за спиной Эйнара. По кухне и гриднице промчалась волна, все вздрогнули, ахнули. И вдруг Торвард конунг радостно вскрикнул:
— Регинлейв!
Вскочив с места, он в несколько прыжков пересек обе палаты и на пороге встретил ночную гостью. Да, ее-то он и хотел видеть больше всех на свете!
— Регинлейв! — радостно повторял он, взяв Деву Битв за руки и переводя через порог. — Ты пришла!
Люди загомонили, кто-то засмеялся. Все были рады приходу валькирии, поднялись с мест, приветствуя ее. Но больше всех был рад Торвард. После их неудачного похода к кургану Торбранда он боялся, что Регинлейв разгневалась на него и долго не придет. Может быть, никогда. А меж тем любой срок, когда он ее не видел, казался ему долгим.
Входя, Регинлейв на миг замерла на пороге, глядя в глаза Торварду. И взгляд ее ярко-синих, как небо, глаз сиял радостью в ответ на его радость. Только миг они смотрели в глаза друг другу, смертный воин и валькирия, и в этот миг они были равны.
— Да, я пришла, как видишь, — проговорила Регинлейв и шагнула через порог. — Как же мне не прийти.
— Один послал тебя? — тихо спросил Торвард.
Регинлейв помолчала, потом чуть-чуть улыбнулась.
— Нет. Он только отпустил меня. Я сама…
Опомнившись, Торвард повел ее в гридницу. Taм он посадил валькирию на почетное сиденье конунга, а сам устроился на ступеньке возле ее ног. И никому не казалось, что этим он унизил свое достоинство. Далеко не каждому Дева Битв оказывает такую честь — войтив его дом и сесть возле его очага.