Ось времен

Все это никогда не происходило, и теперь я могу это доказать. Но Ира Де Калб заставил меня ждать биллион лет, прежде чем я смог написать эту историю.

Итак, я начал с парадокса. Но главный парадокс заключается в том, что в этой истории нет ни одного парадокса. Вес в ней происходит по законам логики. Не логики человека, конечно. Не логики этого времени и пространства.

Я не знаю, совершат ли люди снова когда-нибудь такое путешествие, какое совершали

мы, путешествие в это скрещение различных измерений, где вечно плавают миры, плавают вечно и никогда, плавают в пространстве и вне его, плавают по оси, протянувшейся через время от самого начала до самого конца. От самого начала, от первых туманностей, где начала конденсироваться материя, до самого конца, до абсолютной энтропии, когда вся структура космоса рухнет и превратится в хаос, тянется эта ось. От рассвета до заката. От начала до конца. И как наш материальный мир нанизан на ось пространства, тянущуюся через всю Вселенную, так сфера времени нанизана на свою ось, ось времени.

Я этого никогда не мог понять до конца. Это выше моего понимания. Потребовались объединенные знания трех великих цивилизаций, разделенных во времени, чтобы создать такую концепцию, в которую даже сама Вселенная входит лишь как незначительный параметр.

И даже этого оказалось недостаточно. Понадобилось лицо Эа – которое я никогда не смогу описать более или менее удовлетворительно.

Хотя я видел это лицо. Я видел его, сияющее в пурпурных сумерках заката, говорящее со мной шумом ветра, вечно несущегося над мертвой пустынной Землей в те времена, которые еще наступят. Я думаю, что Лицо вечно будет находиться там, на пустой поверхности мертвой планеты, и смотреть, как бесконечные дни сменяют ночи, долгие, как годы. Останутся звезды, и останется земля – могильный памятник людям, и Лицо останется, останется навсегда. Я был там. Я видел его. Был ли? Буду? Могу быть? Я уже не знаю.

Но из всех историй, рассказанных на Земле, эта больше всего заслуживает, чтобы ее рассказали.

Вес началось с того, что я был вовлечен в эксперимент. Теперь, когда я понимаю, что настоящее, прошлое и будущее – всего лишь каменные плиты тротуара, порядок которых может быть нарушен, я знаю, что первый шаг был сделан два месяца назад.

Это было в этом времени и в этом пространстве. Вернее, во времени и пространстве, которые существовали два месяца назад…

Что такое жизнь?

Для меня это Большая Гонка. Начинается она при твоем рождении. Ты вскакиваешь на тобогган, мчишься с горы, а в конце падаешь. Но ты можешь сделать только один заезд. Бесполезно требовать еще одну попытку. Тебя просто оттолкнут, так как много людей ждет своей очереди. Тебе дается всего лишь лет сорок-пятьдесят. И это все.

Я еду на тобоггане уже тридцать пять лет. Джереми Кортленд. Джереми Кортленд из «Деневер Порт, Фриско Пьюз, Бюллетень ЭйЭм, ЭйПи, Тайм, Кольер» – иногда штатный сотрудник, иногда на подхвате. Я наклонялся с тобоггана, пытаясь сорвать плоды с пролетающих мимо плодовых деревьев. Иногда довольно своеобразные плоды. Я много ездил по миру.

Видимо, в сидении моего тобоггана была заноза. Я ерзал, я не мог сидеть спокойно. Я все время пытался схватить пролетающее мимо меня. Целые годы в разных газетах под сообщениями можно было увидеть черную строчку: «Передано по телеграфу Джереми Кортлендом».

Россия, Китай, батискаф Пикара, войны, сверхзвуковые и межпланетные корабли, Большой Глаз Паломара и забастовки шахтеров, и грязный фермер в Северной Дакоте, который вдруг ни с того ни с сего обрел способности совершать чудеса. Правда, из его многочисленных пациентов никто не излечился, что несколько подорвало доверие к нему.

Большая Гонка. И я хватал по пути все, что мог. Одна женитьба, развод, множество мелких связей. Долгие поиски работы и денег. В общем, жизнь не сахар. Да и чего я мог ожидать? Рая?

Глаза мои уже перестали быть такими ясными, как раньше. Кожа на лице стала одутловатой. Одного подбородка мне уже не хватало. Но гонка продолжалась, и заноза в сидении еще оставалась. Скрываясь от алиментов, я махнул в Бразилию. Участвовал в подводных исследованиях бассейна Амазонки. Описал свои впечатления и продал рукопись в Эй Пи. И в тот же день я прочел в газете, что созданы искусственные 105 и 107 элементы таблицы Менделеева.

Астатин и Франций – недостающие звенья в периодической таблице. Когда-то, два биллиона лет назад, их было полно. А затем они распались на другие элементы. Но Сибор и Гиорде создали их с помощью большого циклотрона. А рядом с этой заметкой я увидел большой заголовок: «Найдена вторая жертва, погибшая от ожогов».

Но тогда я не задумался об этом.

Такие смерти от загадочных ожогов уже происходили в США, но теперь они, кажется, распространились и на Южную Америку.

В этой же газете была еще одна заметка, касающаяся меня. Но тогда я еще не знал об этом: – Ира Де Калб начал работу над чем-то в высшей степени секретным. Таким секретным, что об этом мог узнать в Рио каждый. У кого были деньги, чтобы купить газету.

У меня же здесь была своя проблема. И довольно странная.

Все началось за шесть недель до того, как это случилось. Вы подумаете, что это парадокс, но если вы поймете, что я хочу сказать этим, то вам не покажется это парадоксом.

Я шел по тенистой аллее, ведущей к улице Овидор. Что я делал здесь летним утром в три часа, я не могу сказать. Я много выпил в эту ночь, играл в шмен-де-фер. В кармане пиджака у меня топорщилась солидная пачка банкнот, а в кармане плаща – другая.

Я шел, опустив голову, и видел, как в лунном свете сверкают носки моих ботинок. Небо тоже сверкало – звездами. Со всех сторон светились сверкающие огни фонарей. Весь мир сверкал вокруг меня.

Я стал богат и намеревался теперь покончить со всем, купить маленький домик в Петрополисе и, наконец-то, засесть за академический обзор современной жизни, который я давно собирался написать. Я думал об этом, хотя и был пьян. По ведь я протрезвею, а решимость моя останется.

Я редко принимал серьезные и ответственные решения, но это было крайне серьезным, и я знал это. Вот здесь, на освещенной луной аллее, происходит поворот в жизненном пути Джереми Кортленда.

Что произошло затем, я так никогда и не узнал. К счастью для меня, я был слишком пьян и не мог этого ни понять, ни отчетливо разглядеть.

Это появилось из черной тени и с распростертыми руками двинулось ко мне. В этом я уверен. Две руки коснулись меня, они и не хотели этого. Они прошли мимо моих ушей, и я услышал какой-то звук наподобие шипения. В моем мозгу что-то лениво зашевелилось, как будто откуда-то из глубины выплыли две забытые мысли. Давно забытые.

Я коснулся его.

Лучше бы я этого не делал. Но я думал о моих деньгах. Рука моя приблизилась к чему-то, чему я до сих пор не знаю. Я могу только сказать, что оно было гладкое и что оно обожгло мне кожу. Теперь я думаю, что обожгло меня трением. То, к чему я прикоснулся, вращалось с огромной скоростью, хотя зрением обнаружить вращение было невозможно. Трение сожгло кожу на тех частях ладони, которые прикоснулись к нему.

Я знаю, что когда касаешься чего-то, раскаленного добела, то оно в первый момент кажется холодным. Я и сейчас не знал, что обжегся. Я крепче прижал ладонь к… не знаю к чему. Но оно быстро удалилось от меня, а я остался на месте, тряся ладонью, которую жгло, и смотрел на что-то, как это что-то, черное, удаляется от меня с пугающей скоростью.