Осада Бестрице
Шрифт:
Разумеется, все происходило по правилам, средневековых войн: после боя, если победителем оказывался граф, в замковой капелле служили благодарственный молебен, на который приглашали дам и господ из окрестных поместий. За молебном следовало великое празднество: солдатам для пиршества жарили целого вола, а для господ хозяин давал бал в верхних залах замка. Однако господа познатнее не очень-то позволяли своим женам и дочерям посещать Недецкий замок, так что женская половина гостей преимущественно состояла из небогатых дворянок. Магнаты же говорили: "Раз в доме нет хозяйки, то и нам не пристало привозить с собой своих жен и дочерей". Услыхав однажды такие объяснения, Иштван Понграц расхохотался:
— Что ж, заведу и я в доме хозяйку!
На
— За сколько продашь мне эту красотку?
Хозяин цирка сорвал с головы шапку и, подобострастно кланяясь, ответил:.
— За шестьсот форинтов.
Граф Иштван вынул из кармана бумажник и заплатил.
— А теперь пусть эта особа слезает с лошади, и ты, хозяин, прикажи отвести ее к моему экипажу. Он стоит во дворе у большой корчмы.
Донна Эстелла была смазливая девица, хорошо сложенная, с высокой грудью, гибкая, как стальной клинок. Огненно-рыжие волосы удивительно шли к ее ослепительно-белой, слегка веснушчатой мордашке. Глаза актрисы были не то синие, не то черные, и необычный их разрез в сочетании со своеобразным цветом делал Эстеллу особенно пикантной: казалось, две спелые бестерецкие сливы поблескивали, сияли из-под огненно-красных ресниц.
Она действительно напоминала японку, хотя можно было с уверенностью сказать, что хозяин цирка вывез Эстеллу отнюдь не из Японии, и даже не из Гранады, — ибо донна Эстелла (если не считать, что она немного болтала по-немецки и по-словацки) говорила только по-венгерски, да и то с провинциальным гёмёрским выговором.
Словом, находка для графа была невелика. И глаза, и лицо, да и весь вид Эстеллы говорили о том, что жизненный опыт у нее богатый. А богатый опыт украшает лишь мужчину.
Впрочем, граф Иштван и не питал к артистке никаких нежных чувств. Он хотел лишь одного — чтобы отныне в его замке жила какая-нибудь женщина, "хозяйка".
"Черт возьми, а она неплохо будет выглядеть в замке, — размышлял граф. — Старинные шкафы в коридорах до отказа набиты шитыми золотом юбками, дамскими жакетами, расшитыми бисером башмачками, маленькими сафьяновыми сапожками. Надо же их кому-то носить! Глупо? Пускай себе глупо, зато и недорого!"
Так донна Эстелла попала в Недецкий замок и мало-помалу стала совершенно незаменимой для графа, продолжавшего свои чудачества.
До полудня Понграц проводил "малые учения" с дворовой прислугой и новобранцами, муштровал их, заставляя ходить в ногу по команде "сено — солома, сено — солома" (к одной ноге «солдата» был привязан пучок сена, к другой — солома). Эстелла, одетая маркитанткой, в коротенькой юбочке, с изящным патронташем на поясе и двумя фляжками на боку, угощала солдат вином и водкой. А самым понятливым разрешалось даже поцеловать Эстеллу. Во время походов она в костюме амазонки гарцевала на лошади и сражалась рядом с графом.
Ровно в полдень с башни замка труба возвещала окрестным жителям до самого Мойша и Подзамека, что владелец Недеца садится обедать. Все происходило строго по ритуалу. В огромный старинный рыцарский зал, служивший столовой. Эстелла входила уже одетая средневековой дамой, в парчовом платье и берете с перьями. Во время обеда за ее спиной стоял белокурый паж в шелковых чулках, в синем бархатном, с серебряными цветами, фраке и белом атласном, тоже расшитом серебром, жилете.
Прежде чем сесть за стол, все обедавшие по очереди целовали «госпоже» ручку: первым — сам граф Иштван Понграц, на рыцарский манер преклоняя правое, здоровое, колено, за ним «полковник» (на деле управляющий имениями графа) Янош Памуткаи, затем "придворный капеллан" Михай Голуб и «адъютант» Янош Ковач — комендант замка, после них "мой собственный поляк" (как граф именовал Станислава Пружин-ского) и, наконец, писарь Ференц Бакра, который в своей келье, в одной из башен замка, каллиграфическим почерком, на настоящем пергаменте, как это было принято в старину, писал историю военных походов графа. Каждое блюдо первым отведывал комендант замка, и если у него не было заметно никаких признаков отравления, блюдо шло по кругу. Когда приносили жаркое, Иштван Понграц поднимался со своего кресла и провозглашал всякий раз один и тот же тост в честь короля Франца-Иосифа. И тотчас со стен крепости гремел салют из трех пушек. За следующим блюдом вставал кто-нибудь из присутствующих — чей был черед — и в высокопарных выражениях превозносил достоинства хозяина Недецкого замка, его военную доблесть. Этот тост также подкреплялся салютом из трех пушек на бастионе перед замком.
После обеда хозяин закуривал трубку, выходил со свитой на балкон и, подозвав коменданта замка, отдавал ему каждый раз одно и то же распоряжение:
— Принести казну!
Янош Ковач приносил «казну» — холщовый мешок, набитый главным образом медяками, хотя иной раз среди них попадались серебряные монетки.
У крепостной стены, под балконом, к этому часу уже собирались ребятишки, нищие и просто бездельники со всей округи в ожидании ежедневного разбрасывания денег. Графу Иштвану доставляло необыкновенную радость выхватить из мешка пригоршню медяков и размашистым движением, подобно тому как сеятель бросает в землю зерно, рассыпать их под балконом. При этом Понграц старался кинуть монеты так, чтобы они закатились как можно дальше: в канаву, в бурьян, в заросли колючих кустарников. Начиналась толкотня, шум, свалка; люди кидались на добычу, кувыркались, лезли друг другу на спину. А граф Иштван, стоя на балконе, хохотал и от удовольствия, как ребенок, хлопал в ладоши.
Выкурив трубки, господа покидали балкон и переходили в так называемый "костяной зал". Только капеллану не разрешалось входить туда.
— Слуге Господню не пристало таскаться по вертепам дьявола, — всякий раз предупреждал его граф Иштван.
И капеллан не ходил в "костяной зал", который назывался так потому, что его украшала мебель, выточенная целиком из оленьих рогов. Но лучшим украшением зала была, разумеется, Эстелла, которая ожидала прихода господ в трико и коротенькой газовой юбочке, весело порхавшей при каждом движении, словно крылья бабочки.
Зал был переоборудован для упражнений на трапеции, и Эстелла с готовностью проделывала свои головоломные трюки.
Представление продолжалось до тех пор, пока граф Иштван, возлежавший на диване, не засыпал. Господа вместе с Эстеллой осторожно, на цыпочках, уходили из зала. Возле графа оставался лишь паж, чтобы свежесрезанной зеленой веткой отгонять мух от чела спящего феодала, навевая на него легкую прохладу.
Однако этим распорядок дня не исчерпывался. Проснувшись, Иштван приказывал запрягать и выезжал на прогулку — правда, Эстелла, которая делала вид, что без ума влюблена и ревнует графа, иногда не разрешала ему покидать замок. Конечно, то была лишь хитрость, бывшая комедиантка рассчитывала таким путем устроить свое счастье. "Если я буду вести себя умно, — рассуждала она, — этот дурак граф в конце концов возьмет и женится на мне".
И она старалась вести себя умно.
Однажды, когда граф собирался ехать с визитом в соседний замок, где были молодые барышни, Эстелла, улучив момент, бросилась на землю перед четверкой фыркающих лошадей. Волосы ее растрепались, лицо горело страстью. Она кричала:
— Вы поедете туда только через мой труп!
В другой раз, когда четверка уже тронулась, она ловким прыжком вскочила на спину коренника и уселась там. Лошади бешено неслись, гордо вскидывая головы, а Эстелла вынула из кармана спицы и клубок, пряжи и преспокойно принялась вязать. Ее длинное синее платье развевалось по ветру, подобно облачку. В этот момент она была поистине необычайно хороша, напоминая юную ведьму.