Осада Чигирина
Шрифт:
– Страшное, что и говорить. Казематы, не иначе. После завоевания Константинополя, османы стали строить на берегу крепости. С суши и моря, высокие, крепкие стены опоясывают город. Знаменитые «Золотые ворота» там стоят, Ефим.
– «Золотые?», – удивился Ефим.
– Так говорят, через них, с огромным триумфом въезжали в город императоры Византии. Лет двести назад, султан Мехмед Завоеватель, проехал через ворота, и приказал построить рядом семь башен. С тех пор замок называют «семибашенный». Слышал, не один раз, что там хранится казна султана. Может, брешут, не знаю. Но то, что тюрьма забита до отказа, чистая правда. Кого там только нет. И враги султана, и бывшие друзья, все там, почивают. Казни проходят каждый день. При мне отрубили
– Как же бежали?
– О-о-о, это интересный случай. Мне удалось спрятаться в подвале, куда днём сносили мешки с мукой, и зерном. Охранник зазевался, а друг мой, Петро, привалил меня мешком. Так и просидел до ночи, с мышами и крысами в обнимку. Повезло, что не сразу бросились искать. Ночью выбрался, и во двор. Там подождал, пока сменится караул, и на стену. Вскарабкался, и при свете луны, смог разглядеть, где безопасно спуститься. Выбравшись, дал стрекача, и, оказавшись в городе, неделю жил на базаре. Прибился к местным, бродяжничал. Раздобыл одежду, вымылся в бане, имея божеский вид. Позже искал галеру, на причале, чтобы взяли на борт. Соглашался на любую работу. И снова повезло. Одна из галер, «Красная стрела», шла в нашу сторону, и меня взяли грузить провиант, бочки с порохом, оружие, в трюм. Затем посадили на вёсла, но не приковывали цепями. Я убедил, турка, надсмотрщика, Омара, что щедро с ним расплачусь, когда будем в Украине. Он поверил и согласился. Омар был такой же пленник, как и остальные. Его осудили за тяжёлое преступление, в Стамбуле, и затем он выслужился, получил оружие и власть на галере. Пришлось обмануть его, и на берегу улизнуть.
Кондрат замолчал и задумался. Ефим видел, как на его лицо опустилась мрачная тень. Глаза стали водянистыми, бесцветными.
– И всё равно поймали, Ефим, не дали далеко сбежать. Хотя уже вдыхал воздух степей и лесов, родных и любимых с детства. Заковали в кандалы и, как видишь, мы с тобой, на одной дороге, в Едикуле.
– Может, отобьют по дороге запорожцы?
– Брось, и не мечтай. Ты видел, как вооружены турки? Сабли, ятаганы, копья, боздуганы. У каждого всадника к седлу привязан аркан. Чтобы смог он взять ясырь. И огнестрельное оружие есть, не много, но имеется. Янычарки, аркебузы, пищали, фитильные мушкеты, с подставками, даже есть гаковницы* запорожцев. Куда там полякам, русским, запорожцам, ей Богу. Да и не до того им сейчас. Ладно, давай спать, ещё наговоримся, время будет. Об одном молю Бога, чтобы Омара не встретить. Убьёт за обман, не пощадит.
Через неделю пути на крутых холмах, люди увидели высокие минареты, горящие в солнечных лучах, золотые купола, вдоль берега Мраморного моря, странные городские постройки, с узкими окнами, покатыми крышами и бесконечными уличными лабиринтами. Узкий пролив с названием – «Золотой Рог», был забит лодками и галерами. Ароматы восточных пряностей доносились из бакалейных лавок, шумного базара, и мелодичные напевы, турецких зурн, слышались повсюду. Узников привели в Едикуле, обходя город, и вывели под стены крепости, на разбитый всадниками двор, и Ефим с ужасом взирал на неприступные стены. С утра прошёл сильный дождь, и промокшие люди жались друг к другу, поглядывая на мрачное небо. Турецкий ага, считая рабов, кричал, и бил несчастных кулаками, разбивая в кровь лица. Затем встал на небольшой помост, и на ломанном русском языке сказал: кто будет работать, тот получит еду и крышу над головой. Все вы рабы светлейшего падишаха, и в его власти распоряжаться вами как своим имуществом. Кто захочет сбежать, будет схвачен и повешен.
Когда он закончил, из невысокого дома, с крыльцом, к ним вышел толстый турок, и с недовольством на лице, осматривал вновь прибывших. Ефим увидел возле стены виселицу, с огромным крючком, и толкнул в бок Кондрата. Тот понимающе кивнул в ответ, и прикрыл глаза. Люди шумели и не могли успокоиться. Кто-то сзади закричал: Зачем нас сюда привели? Повесить?
Гул нарастал, и турок поднял правую руку вверх. Тут же к нему подскочили двое помощников, и вытащили из-за пояса пистолеты. Один из них подбежал к толпе и пригрозил оружием, что-то бормоча и ругаясь на турецком. Кондрат знал немного турецкий язык, и вслух перевёл.
– Если будете шуметь, убью первых пять человек.
Толпа медленно затихла и косилась на озлобленного турка. Тот с налитыми кровью глазами таращился на рабов, и угрожающе тряс саблей. Люди ждали, чем это всё закончится. Ефим поднял голову, и заметил за каменной изгородью казаков. Не веря своим глазам, и повеселев, он видел, как они спускались по лестнице, направляясь к невольникам. Впереди шёл высокого роста казак, в жупане, с саблей на боку, шапке, и новеньких сапогах. Их было пять человек, все откормленные, с лоснящимися лицами, и улыбками. Ефиму не верилось, что здесь в Турции, живут запорожцы, готовые прийти на помощь своим сородичам. Он хотел, что-то сказать Кондрату, но передумал. Кондрат покачал головой, и прошептал: сейчас начнётся, смотри и слушай. Знаем мы этих выродков.
Высокий казак, снял шапку, пригладил рукой седые волосы, затем медленно и уверенно прошёлся вдоль строя, рассматривая лица, выискивая знакомых или друзей. Люди молча, опускали головы, догадываясь, кто это такой, и что сейчас будет. Ефим где-то уже встречал этого самодовольного казака, и, припоминая, сжимал кулаки. Признаваться Кондрату не хотел, и от горечи скрипел зубами.
– Братья, казаки! Православный люд, слушайте меня, внимайте каждому слову.
Голос казака сильный и грубый, звучал как удары грома, заставляя невольников вздрагивать.
– Не так давно я был одним из вас, и так же носил кандалы и цепи. Защищая Чигирин, был ранен, попал в плен. И каково это, знаю по собственной шкуре. Туркам нужны смелые воины, готовые сражаться в войске султана, и освобождать нашу землю. Кто готов стать в строй, снять кандалы, получить оружие, выходите, не бойтесь. Вас ждёт вкусная и сытная еда, крыша над головой, жалованье, и возвращение домой. Скоро турецкое войско направится на Украину, в помощь, нашему гетману Юрию Хмельницкому.
Он замолчал и, сужая глаза, внимательно смотрел на людей. Никто не шевелился и не хотел выходить. Лицо казака покраснело, и он опустил правую руку на рукоять сабли.
– Чего молчите? Или не хотите домой вернуться?
– Больно всё просто у тебя получается, мил человек. Турки снимут кандалы, накормят, ещё и саблю выдадут.
Из строя вышел среднего роста казак, в грязной рубахе до колен, и, переминаясь с одной ноги на другую, смотрел на сытого казака.
– Ты бы рассказал о себе, прежде чем звать на службу, – сказал невольник. – За какие такие заслуги, с тебя сбили кандалы? Одели, обули? Вон сапоги блестят, как будто их салом смазали.
– Иван Спиридонов, казачий сотник, родом с Левобережной Украины, родился на хуторе Степное, – ответил тот, и набычился. – Ну, братцы, выходи, и айда в баню. С дороги, небось, устали, голодные.
Из дальних рядов вышли три человека, и замерли.
– Другое дело, братья, видите, есть неглупые люди, готовые воевать и хорошо жить. Веселее, не бойтесь.
К невольникам подошли два кузнеца и тут же сбили кандалы. Один из них повернулся к людям и закричал; простите братцы, не могу, нет сил, от мучений. Жена у меня, детки малые, ждут кормильца домой.
Толпа неодобрительно загудела, послышались крики и возгласы: предатели, злодеи, будьте прокляты. Ефим неожиданно для Кондрата выбежал на середину, и, перекрикивая остальных, закричал: братья, знаю я этого Ивана, воевал вместе с ним в Чигирине. Славный был воин, только предал он всех нас, и поэтому турки взяли его к себе. У него руки по локоть в крови, таким не будет пощады на Родине. Не слушайте этого злыдня, предавшего свой народ, и веру. Кто встанет под знамёна янычар, того люди проклянут.