Шрифт:
События в романе охватывают летние месяцы 1677 года. В ходе русско-турецкой войны 1672 – 1681 года, когда Османская империя делала безуспешные попытки поставить и утвердить на Правобережье Украины нового гетмана.
Летом 1677 года турки, крымские татары, во главе с ханом Селим Гиреем огромными силами наступали на Чигирин, под командованием бейлербея Ибрагима, «Шайтана», который планировал за три дня взять город, затем отправиться на Киев. Казаки, русско-украинские гарнизоны, стойко и мужественно обороняли город крепость, не жалея жизни, плечом к плечу стояли насмерть.
В лихолетье времён.
И в гулком набате,
Слышен утренний звон
И поступь казаков.
Сквозь века и туман,
Сквозь пургу и ненастья,
От полученных ран,
Гибли сёстры и братья!
Умирали они.
Чтобы снова воскреснуть,
И по полю идти,
Поступью молодецкой!
И во славу Отцов,
По велению сердца,
Били злейших врагов,
Из дворянских губерний!
И уже никогда,
Не вернуть то, что было.
Только память – жива,
И в груди не остыла.
Предисловие.
Лето выдалось жарким и засушливым. Григорий Григорьевич Ромодановский, худощавый, с бледным, измученным лицом, расположился на левом берегу Тясмина, со свитой, наблюдая за ходом сражения. Главнокомандующий заметно нервничал, и никто не знал, что так тревожит и угнетает полководца. Бессонная ночь, и продвижение турок вдоль реки, к Чигирину, нагоняло страх и уныние. Ромодановский молчал, старясь скрыть от подчинённых душевное смятение. Земля дрожала под копытами вражеских коней, и Максимовские луга и Субботовские кручи были как на ладони. Конь гарцевал под Ромодановским, и он едва сдерживал бедное животное, испуганное громыхающей канонадой.
Обычно аккуратный, с ровной, причёсанной бородой и усами, Ромодановский постоянно теребил пальцами усы, от чего те торчали в разные стороны. Приказы подчинённым Ромодановский отдавал как всегда чётко и ясно, ни единым словом, жестом, не показывая смятение и страх. Штурм Чигирина и продвижение турок вдоль Тясмина началось одновременно. Вдалеке призывно играли турецкие зурны, трубили рожки, грохотали тулумбасы, наводя ужас на стрелецкие шансы и редуты. Через реку переправлялись бесконечные отряды янычар, акынджиев, спахиев, словно горная лавина, безудержная и смертельная.
Конные отряды крымских татар, на левом фланге, ровным строем, ринулись на казаков, с устрашающими криками и воплями. На опушке Чёрного леса завязались кровавые бои, и небо затянулось густыми чёрными тучами.
– Ваша светлость, турки хотят взять в кольцо Чигирин, и тем самым отрезать город от снабжения и помощи, – сказал помощник Ромодановского, молодой офицер.
– Знаю, знаю, друг мой. Но пока Черкасская дорога в наших руках, мы не позволим басурманам этого сделать. Хотят отбросить нас, назад, и разбить. Чтобы участь Чигирина была решена, и он сдался на милость победителя. Турки думают захватить продовольствие, порох, бомбы, ядра, оружие. Чёрта лысого. Белгородский стрелецкий полк, уже на пути сюда. Воевода шлёт его нам в помощь. Это его гордость и настоящая опора.
– Гонец, ваша светлость и не один.
Ромодановский повернул коня и увидел, как к нему по крутой, извилистой дороге приближаются турецкие мурзы. Гонец остановил коня, вытащил бумагу и протянул Ромодановскому.
– От пана гетмана, ваша светлость, – отчеканил всадник.
– А эти мне зачем? Хватает пленных без них.
И Ромодановский покосился на турок. Затем развернул бумагу и прочитал: «Григорий Григорьевич, ко мне в руки попал знатный татарский мурза Саферелей. Он приходится зятем хану. Поговори с ним, да напугай, как следует. Скажи, что отрежешь голову и отправишь в подарок Визирю, если турки надругаются над твоим сыном. Бог в помощь».
Лицо Ромодановского посветлело, и он впервые за утро улыбнулся.
– Добрые вести казак ты принёс! Благодарю за службу!
Спрыгивая с лошади на землю, Ромодановский подошёл к пленным, и смерил твёрдым взглядом. Связанных татар поставили на колени, и Ромодановский пнул ногой мурзу.
– Ну, что собака гяурская, жить хочешь?
– * Elbette lordum.
– Ты понимаешь русский язык?
– Да, господин, немного.
– Слышал, что мой сын, князь Андрей, находится в плену Визиря? Мустафа грозит ему смертью, обещает с живого снять кожу, набить соломой, и прислать мне в подарок, если я не сдам город.
– Не слышал, господин.
Лицо турка стало серым, и он поднял связанные руки за голову.
– Пока хватит у меня сил и здоровья, мурза, я буду защищать Чигирин. Пусть Мустафа выполнит свою угрозу. Но это не заставит меня стать предателем своего народа. И я найду способ отомстить Мустафе, даже ценой собственной жизни. Ты понимаешь меня?
– Понимаю, господин. О, аллах, спаси мою бедную голову.
– Аллах не спасёт тебя, мурза, потому, что я сделаю с тобой то же самое. Прикажу с живого снять кожу, и набить тело соломой. И отвезут тебя Мустафе, в подарок.
– Пощади. Моей вины нет, господин.
– Есть твоя вина, мурза. Это не мои воины пришли в твой дом, как разбойники. Не мои люди сжигают сёла, убивая мирных жителей, и угоняют их в рабство. Ты хочешь жить, мурза?
– Хочу, господин.
– Тогда ты поможешь мне, иначе смерть. Лютая и жестокая.
– Я всё сделаю господин, что прикажешь.
– Твои люди поедут к Мустафе, и передадут мои слова. Слово в слово. И не вздумай перехитрить меня. Ты, как заложник останешься здесь.
– О, Аллах, зачем на мою голову такое горе…
Мурза понял, что угодил в ловушку, и сейчас причитал, призывая Аллаха. Понимая, что за такие вести, Визирь прикажет ему и его людям отрубить голову. Он зарыдал в голос, и несколько раз ударил лбом землю. Когда истерика прекратилась, он холодно ответил: – Хорошо, достопочтенный урус. Я прикажу своим людям это сделать. Остальное в руках Аллаха, – с ненавистью в глазах пробурчал мурза, вытирая рукавом мокрое от грязи и слёз лицо.
– Так-то лучше, мурза.
Ромодановский приказал отпустить других мурз, с условием для Визиря, и тыкая пальцем в пленника. Затем заметно повеселевший отправился на холм, наблюдать за наступлением турок.