Осажденная крепость
Шрифт:
— Так прямо сегодня и уезжать? Куда же?
Чжао ответил, что приятели из Чунцина уже не раз звали его перебраться во временную столицу. Нынешнюю ночь он проведет в городке, а завтра утром тронется в путь. Понимая, что удерживать Синьмэя бесполезно, Фан с тяжелым чувством пошел помочь ему собрать вещи. Чжао сказал, что привезенные из Шанхая книги с собой не возьмет. Если они будут обременять Фана, он может подарить их библиотеке. Зимнюю одежду он тоже оставит здесь.
Когда багаж был уложен, Чжао вспомнил, что не написал заявления Гао Сунняню:
— Что же мне
Положив заявление в конверт, он попросил Фана передать его ректору. Хунцзянь позвал коридорного вынести багаж, проводил приятеля до гостиницы и никак не решался уйти. Синьмэй грустно улыбнулся.
— Расставаться — так уж расставаться. На будущий год жду тебя в Чунцине. А сейчас иди домой спать. Да, еще: если в каникулы поедешь домой, забери с собой и Сунь — конечно, если ей захочется вернуться в Шанхай.
По дороге домой Фану казалось, что тьма вокруг стоит кромешная. Коридорный поинтересовался, почему это господин Чжао так скоропалительно выехал. Фан сказал, что у него в семье кто-то заболел. Не мать ли? — продолжал допытываться коридорный. Фан вспомнил, что мать Чжао жива, и, не желая накликать на нее беду, ответил:
— Нет, дедушка.
На следующее утро Фан проснулся поздно. Он еще умывался, когда за ним прислали от ректора. Сперва он отправил с посыльным заявление Чжао, а через некоторое время и сам явился в дом ректора. Гао Суннянь постарался придать своему лицу серьезное, но благожелательное выражение:
— Скажите, когда уехал Синьмэй? Он с вами о чем-нибудь говорил?
— Он сказал лишь, что уезжает, и сегодня на рассвете покинул городок.
— Мы думаем послать вас вдогонку, чтобы уговорить его вернуться.
— У него было твердое намерение уехать. Даже вам вряд ли удалось бы переубедить его.
— А вам известна причина его отъезда?
— Более или менее известна.
Ректор покраснел, как брошенный в кипяток рак.
— Тогда прошу вас хранить это в тайне. Разглашение было бы не в его интересах… и не в интересах университета.
Фан поклонился в знак согласия и вышел, презрительно присвистнув при этом. Это не укрылось от внимания Гао, особенно обостренного после вчерашних событий. Ректор не осквернил уст своих бранными словами, однако выражение его лица достаточно ясно говорило о том, что он подумал.
Каникулы продолжались и потому официального объявления об уходе Чжао в длительный отпуск сделано не было. Но коллеги, прослышав об этом, приставали с вопросами к Хунцзяню. Тот всем отвечал, что приятель получил срочную телеграмму о болезни кого-то из близких. Только к вечеру он выбрал время, чтобы известить о происшедшем Сунь. Девушка встретилась ему на полдороге — она сама шла к нему узнать, что случилось с дядей Чжао.
— Значит, вы уже знаете? Недаром военная разведка так любит использовать женщин!
— Я ничего не разведывала. Эту новость принесла мне Фань. Она сказала также, что госпожа Ван имеет отношение к отъезду дяди Чжао.
— Откуда она это взяла? — Фан в гневе топнул ногой.
— Она пошла забрать свои книги,
— Хорошо еще, что ваш дядя Чжао не называл ее «моей ненаглядной»! Вы знаете, откуда я это цитирую?
Фан рассказал о надписях на книгах Фань. Сунь задумалась:
— Боюсь, что это писала она сама. Не так давно она спрашивала меня, как правильно написать по-английски слово «автор».
— Вот бесстыдница! — сплюнул Фан.
Через несколько шагов Сунь робко произнесла:
— После отъезда дяди Чжао мы с вами остались вдвоем…
— Уезжая, он наказал мне взять вас с собой в Шанхай, — промолвил Фан нерешительно. — Только вы же знаете, в дороге от меня мало проку.
— Спасибо вам, господин Фан, — еле слышно сказала Сунь, опустив голову. — Но я боюсь быть вам в тягость.
— Ну, что вы!
— И люди станут еще больше сплетничать, — продолжала Сунь.
Фан внутренне съежился, но решительно заявил:
— Пусть себе болтают. Лишь бы вас это не смущало, а я ничего не боюсь.
— Какой-то негодяй — я подозреваю, что Лу Цзысяо, — послал отцу анонимное письмо с разными выдумками про меня и… про вас. Отец написал мне…
Фан остановился и слушал с таким видом, будто на него обрушилась половина неба. Вдруг за его спиной раздались голоса, называющие его имя. Он обернулся — то были Ли Мэйтин и Лу Цзысяо. Сунь взвизгнула, как миниатюрная сирена «скорой помощи», и ухватилась за плечо Фана, словно ища у него защиты. Фан видел, что Ли и Лу так и впились взглядами в его плечо, но подумал: «А, черт с ними. Все равно, сплетни обо мне дошли даже до родителей Сунь…»
Учащенно дыша, Лу перевел глаза на девушку, а Ли ехидно ухмыльнулся:
— Вы были так поглощены беседой! Я несколько раз окликал вас, но вы не замечали. Мы хотели узнать, когда уехал господин Чжао. Мисс Сунь, простите, что мы прервали ваш нежный разговор!
Фан пошел ва-банк:
— А если знали, что нежный, зачем прерывали?
— Ха, вот как вы заговорили! Хороший же пример подаете вы студентам!
— Ну, что касается игривых похождений, нам за господином заведующим воспитательной частью не угнаться, — не уступил Фан.
Ли побелел, но был вынужден переменить тон:
— Вы известный шутник. Но давайте поговорим серьезно: когда нам ждать приглашения на свадьбу?
— Не беспокойтесь, вас пригласить не забудем.
— Может быть, мы скажем господину Ли… — неуверенно начала Сунь, но Ли и Лу наперебой закричали:
— О чем? О том, что вы помолвлены, да?
Сунь ничего не ответила, только крепче прижалась к Фану. А те продолжали кричать:
— Поздравляем, мисс Сунь, поздравляем! Только сегодня решили? Ну так зовите же в гости!