Осажденная крепость
Шрифт:
В этот вечер между ними царило доброе согласие, словно на свете вообще не существует ссор.
Однажды в субботу, под вечер, первый визит нанесли им невестки. Хунцзянь был еще в редакции. Жоуцзя принялась готовить угощение.
— А детишек почему не привели? — спросила она.
— Асюн просился, плакал, но я побоялась, что опять он набедокурит. Говорю ему, в доме тети Жоуцзя очень чисто, нельзя прудить, где попало, дядя за это нашлепает.
— Ну, как можно! Надо было привести! — лицемерно сказала Жоуцзя. — Ну что ж,
— Да, Асюн еще несмышленыш, — сказала его мать, почувствовав, что сын предстал в невыгодном свете. — Зато Ачоу всего на несколько лет старше, а такой понятливый! С того раза, как он испортил вам платье и получил взбучку, он стал осторожным!
Восстановив таким образом свое семейное достоинство, невестки стали расхваливать квартиру Жоуцзя, говорить, что ей повезло.
— И когда только мы сможем выделиться и зажить самостоятельно! — посетовала младшая невестка. — Конечно, в совместной жизни тоже есть свои хорошие стороны, вот и сестрица мне помогает…
— У Фанов был только один дом для такого обмена, так что до нас с тобой очередь не дойдет!
— Я и сама хотела бы жить в большой семье, — вставила Жоуцзя. — Было бы и удобнее и дешевле. Жить самостоятельно совсем нелегко! Продукты, уголь, вода, свет — обо всем надо заботиться самой. Да и Хунцзянь не такой деловой человек, как его братья.
— Верно! — поддакнула ей жена Пэнту. — Знаю, что сама я к хозяйству не приспособлена, одна с семьей не управлюсь, так что лучше жить общим домом. Где уж нам с вами равняться! Вы вот и сами в серьезных делах и в мелочах разбираетесь, и у Хунцзяня заработок хороший, и прислуга у вас надежная…
Жоуцзя почла за благо не противоречить. Гостьи начали внимательный осмотр обстановки, осведомлялись о цене, хвалили Жоуцзя за практичность, хотя время от времени вставляли замечания о том, что где-то видели такой стол или стул по более дешевой цене, но не догадались купить.
— А где вы храните сундуки? — спросила младшая невестка.
— В спальне — у нас их немного.
— В здешних домах комнаты такие крошечные, что в них много и не поместишь, — заметила жена Пэнту. — Помню, была у нас задняя комната. Когда я выходила замуж, мне в приданое дали столько сундуков, тазов, ведер и всякой всячины, что туда все не влезло, пришлось еще и спальню заставить. Так было некрасиво!
— И у меня так же было! — подхватила младшая. — Проклятые японцы все пограбили, как вспомнишь — плакать хочется. Сейчас чего не хватишься — надо покупать заново. Раньше у меня было семь меховых вещей — и мерлушковый халат, и теплая накидка, а сейчас надеть нечего.
Жена Пэнту отставать не пожелала и тут же присочинила себе в приданое еще немало ценных вещей, но под конец сказала:
— Старшая сестрица поступает правильно. Время сейчас военное, может, и из Шанхая бежать придется — что тогда делать с вещами? С собой не возьмешь, а бросать жалко. У тебя, сестрица, еще кое-что осталось, — обратилась она к младшей, — а я побегу почитай что голая, ха-ха-ха! Ну, нам пора идти.
Только тут Жоуцзя поняла, что невестки приходили разведать про ее приданое, и от злости лишилась аппетита. Вернувшийся вскоре Хунцзянь заметил, что она не смотрит в его сторону, и шутливо спросил:
— Что, поссорилась на работе с тетушкой?
— Брось свои шуточки! — вскипела жена. — Мои родные относятся ко мне по-человечески. Это твои являются только затем, чтобы позлить меня.
Хунцзянь тут же вспомнил о намерении матери поучить Жоуцзя уму-разуму и всполошился:
— А кто приходил?
— Кто же, как не дражайшие невестки!
Хунцзянь разразился потоком крепких выражений, но от сердца у него не отлегло.
— Это ведь твой дом, значит, родственники твои могут приходить и уходить, когда им вздумается, — не унималась Жоуцзя. — А я должна быть благодарна, что меня не гонят на улицу.
— Не надо вспоминать старое, я признаю, что наговорил тогда лишнего, — сказал Хунцзянь и погладил жену. — Ну, рассказывай, чем они тебя обидели? Ты ведь и сама остра на язык, видно, вдвоем они оказались сильнее?
— Да разве с твоими родичами кто сравнится? У них у каждого по три головы и шесть рук, все давно продумано и рассчитано! Засни только — они тебя зарежут, сварят и съедят, проснуться не успеешь.
— Ты уж скажешь, — улыбнулся Фан. — А что правда, то правда: ты порой спишь, как мертвая, — вернешься с работы, никак не добудишься.
— Я в таком духе продолжать не намерена! — отрезала жена.
Хунцзянь извинился и, выяснив подробности происшедшего, воскликнул:
— Будь я дома, не постеснялся бы вывести их на чистую воду. Какое такое приданое они принесли? Одно хвастовство.
— Но ты же в это время учился за границей. Вдруг и вправду что-то было?
— Да знаю я их семьи! Взять хоть тестя Пэнту — бедняк бедняком. Я еще был в университете, когда он старался пристроить дочь, да мой отец воспротивился, сказал, что еще рано.
— Как все-таки мне не повезло! Пришлось породниться с такой жалкой публикой, да еще и колкости сносить. Когда они рассматривали мебель, все время намекали, что мы купили втридорога. Но если они такие ловкие, почему не приходили помочь?
— А ты сказала, что обстановку второй комнаты мы сами купили?
— Конечно, а в чем дело?
— Плохо дело! — хлопнул себя по затылку Хунцзянь. — Это я виноват, забыл тебе рассказать. Когда здесь были родители, я говорил им, что это подарок твоей семьи.
— Как же ты мог забыть? Ведь теперь мне стыдно будет показаться в вашем доме! Они же теперь будут думать, что действительно подаренные вещи тоже мы купили. У тебя есть голова? Соврал, так мне бы хоть признался. Как мы поженились, ты без конца умничаешь и все время попадаешь впросак.