Ощепков
Шрифт:
Вторая важная тема, которой было посвящено донесение Василия Сергеевича, — легальное прикрытие его жизни и деятельности в Японии. «В Японии я выступаю как “директор передвижного кинематографа”, — писал он Бурлакову, — и одновременно являюсь представителем от фирмы (дайте сами название, когда будете писать мне фиктивное уполномоченное письмо) по распространению и прокату русских и германских картин». Очевидно, именно здесь, в этой точке, в седьмом пункте сахалинского донесения и следует искать причину появления на свет крайне странного названия ощепковской кинофирмы — «Slivy-Films». Странного настолько, что японовед Ощепков вряд ли когда-нибудь сумел бы его придумать. Мало того что японцам ровным счетом ничего не говорит слово «slivy», островитянам его еще и произнести — потрудиться надо: в их языке нет закрытого звука «с», слога «вы» и звука «л» — вообще нет. В японской транскрипции злосчастные «сливы» превращаются в «сурибы». Если бы В. К. Самойлов знал бы о таком «прикрытии» для работы в Японии, он наверняка Василия Сергеевича хорошенько пожурил бы за неспособность объяснить что к чему начальству, не владеющему языками, но генерал-разведчик почил в бозе за год до революции и о позоре своего бывшего подопечного узнать не мог (а вот Рябиков, как раз в это время переехавший в Японию, имел шанс столкнуться с рекламой этих самых «Сурибы фирумузу» на токийских улочках!).
Чем же должен был заниматься наш резидент в тени злосчастных «суриб»? Набравшийся опыта в Приморье и на Сахалине кинопромышленник Ощепков к тому времени неплохо разбирался в особенностях японского кино и в тонкостях отечественных кинозакупок. Василий Сергеевич внимательно отнесся к репертуару, который предполагалось представлять его фирме в Японии, но понимал, что по крайней мере на первых порах его нахождения в Японии должность «директора передвижного кинематографа» будет подразумевать работу все тем же бэнси, которым он был на Сахалине.
Как холодно в зале сегодня! С экрана Японская гейша так грустно глядит… — …А знаете… кажется, старая рана Открылась опять и болит…Эти стихи о японском кино были написаны в 1918 году. Когда Василий Великолепный боролся на палубе японского броненосца с офицерами эскадры адмирала Като, сын Николая Петровича Матвеева, первого русского, родившегося в Японии, Венедикт Николаевич Матвеев, больше известный как Венедикт Март, путешествовал по родине своего отца и записывал впечатления от посещения японских кинотеатров. Благодаря ему мы знаем сегодня, как выглядел японский кинотеатр времен Василия Ощепкова, какие фильмы там показывали и в чем состоял смысл профессии бэнси:
«…Специфически японское кино далеко не “великий немой”. Достаточно сказать, что свежий европеец после просмотра чисто японской картины выходит из кино буквально оглушенным от чрезмерной “нагрузки” барабанной перепонки…
При самом входе в японское кино европеец попадает в совершенно отличную от нашей атмосферу. Прежде всего, купленный билетик — дощечка, оказывается, имеет отношение к… обуви посетителя. У входа в зрительный зал вместе с билетами предъявляются и ботинки. В зрительный зал пускают лишь в носках или чулках. В кино, как и в театрах, японцы обычно располагаются целыми семьями, курят, едят, пьют… Японская публика в кинематографе чувствует себя как дома и иногда располагается в ложах чуть ли не на сутки.
При оглушительных ударах гонга перед полотном появляется совершенно неизвестный нашему зрителю неизменный персонаж японского кино. Это кинорассказчик, живое либретто кинокартины. Тушится свет, и откуда-то из тьмы неугомонно несется патетическая речь артиста- рассказчика. Параллельно с ходом кинодействия он образно рассказывает его содержание. Японцы, которые с такой жадностью вбирают в себя все иностранное, в то же время на редкость бережно относятся ко всему национальному, к своей старине. <…> Обычные японские картины по характеру и содержанию — героические… Европейские и американские трюки в этих картинах заменяются эпизодами битв, искусных воинственных схваток самураев и пр., причем киноартист для национальных фильмов должен быть обязательно искуснейшим акробатом и исчерпывающе знать древние приемы фехтования, а иногда и весь полный ритуал самурайского харакири…» [176]
176
Март В. Н. В японском кино // Новый зритель. 1927. № 2. С. 16.
«Кинорассказчик, живое либретто кинокартины» — это и есть бэнси, та самая профессия, которой успешно овладел русский разведчик Василий Сергеевич Ощепков.
На первый взгляд может показаться, что если убрать японскую экзотику, то бэнси — это герой из фильма Данелии «Мимино», синхронно переводивший на понятный зрителям язык содержание картины. Однако культурно исторический «фокус» заключается как раз в том, что японскую экзотику из мастерства бэнси убрать как раз и нельзя — не случайно ведь ни в какой другой стране эта профессия не прижилась. В Японии же, наоборот, бэнси, традиция искусства которых восходила к гидаю — комментаторам средневековых театров кабуки и бунраку, были столь же известны и любимы, как и сами актеры. Фильмы, «озвученные» лучшими бэнси, можно найти в Интернете и сегодня — эти немые картины стоит не только посмотреть, но и послушать! Более того, при демонстрации особо сложных и популярных лент могли быть задействованы сразу несколько бэнси — вплоть до своеобразного дубляжа героев фильма, но только вживую, голосящим при вас речевым оркестром. Неудивительно, что хорошие бэнси сами по себе привлекали зрителей и слушателей. На самых лучших рассказчиков ходили в кинематограф, как на концерт сегодняшних поп-звезд или писателей-сатириков, — не столько посмотреть кино, сколько послушать их комментарии, а при слабой еще в раннем японском кино роли режиссера именно от «говорунов» зависел успех проката каждой конкретной картины. В случае же с сахалинскими гарнизонами, где, судя по всему, состоялась премьера в этом качестве нашего героя, других бэнси попросту не было, Василий Ощепков силой обстоятельств вынужден был стать настоящей местной звездой, знаменитостью киноклубов бывшей каторжной столицы. Безусловно, это его качество, эти его возможности сыграли важнейшую роль в том, как удачно он входил в доверие к японским военным и жандармам.
Теперь русскому бэнси предстоял дебют не на забытом японскими богами Северном Сахалине, а в сердце империи Ямато. Это было серьезнейшее испытание, от результатов которого могла зависеть вся миссия первого резидента советской военной разведки в Японии — именно в таком качестве направлялся туда Василий Сергеевич. Поэтому еще из Александровска он попытался заранее решить вопрос с кинокартинами.
Самым популярным киножанром в Японии того времени были детективы, следом шла проверенная временем классика, включая русскую. В 1914 году, например, было экранизировано «Воскресение» Льва Толстого, вышедшее в японский прокат под названием «Катюша». К началу 1920-х годов хитами стали фильмы Чарли Чаплина, но военным, по долгу службы и в связи с особым восприятием мира, требовались фильмы патриотические, духоподъемные. В такой аудитории большой популярностью пользовались победные хроники прошедшей Русско-японской войны. Эти фильмы тоже приходилось озвучивать и комментировать в соответствующем приподнятом высокопарном стиле бэнси, и можно попробовать представить себе чувства Василия Сергеевича во время таких кинопоказов в японских гарнизонах. Работать ему приходилось еще и с оглядкой на цензуру в области охраны верноподданнических чувств. Чуть позже, в 1926 году, было даже принято специальное постановление министерства внутренних дел о сохранении достоинства правящей императорской фамилии, авторитета военных и недопущении эротики и «левизны». Но и до подписания постановления полицейское око в Японии не дремало, особенно пристально наблюдая за иностранцами в стране, так что тут бэнси приходилось порой применять чудеса изворотливости, чтобы донести до зрителей идею какого-нибудь искромсанного цензурой европейского фильма.
Именно на зарубежные ленты решил делать упор Ощепков как бэнси-иностранец, работая в Александровске. Об этом свидетельствует то самое донесение с Сахалина: «Подбор сюжетов должен быть следующий:
3 драмы из жизни сыска, расследование какого-нибудь запутанного уголовного преступления.
3 — лирического содержания (как картина “Родные души” в исполнении русских артистов: Коралли),
3 — из жизни какого-нибудь патриота, героя, отличившегося на войне на пользу отечества (для демонстр, в воинских частях),
3 — сказки Гримма, Гауфа, Андерсона, фон Ошенбаха, Вегнора (в общем, такую как картина “Сказка о 7 лебедях” в 7 или 8 частях, шедшая в “Глобусе”),
3 — из жизни диких племен (как картина “Пламя “Сахары”).
К каждой драме должна принадлежать комическая в 2 отд. с участием Чарли Чаплина или толстяка “фети <…>” (неразборчиво. — А. К.) и одна или две видовых, а если есть… (неразборчиво. — А. К.), то одну <…> (неразборчиво. — А. К.) и одну видовую.
Картины должны быть если не новые, то во всяком случае вполне целые по своему содержанию и перфорации.
Следовательно, 15 программ будут составлять приблизительно 180 отделений.
К каждой картине пришлите рекламный материал и содержание картины…» [177]
Не исключено, что Василий Сергеевич уже давно вынашивал идею переноса резидентуры с Сахалина в Японию, и распоряжение Центра о переносе работы на Южный Сахалин лишь ускорило процесс принятия его личного решения о замене одного острова на другой, города Тоёхара (ныне — Южно-Сахалинск) на город Токио. Так же давно он должен был определиться с выбором официального прикрытия на время работы в Японии («главная маска, все-таки, будет кинематограф»), и разведотдел корпуса ему в этом не помогал [178] . Вероятно, Ощепков сам определил себе срок отъезда в Японию (конец октября по старому стилю, то есть начало ноября — по новому), так как позже начинался сезон штормов, а «Д. Д.» очень не хотел остаться без новых кинокартин в Александровске на вторую зимовку. Но руководство думало по-другому, и в ответ понастроивший планов резидент получил следующее послание от Бурлакова, датированное 28 сентября 1924 года (орфография и пунктуация оригинала сохранены):
177
Из архива М. Н. Лукашева.
178
Цит. по: Лукашев М. Н. Сотворение самбо: Родиться в царской тюрьме и умереть в сталинской… С. 22.