Ощепков
Шрифт:
Ответ очевиден, если мы задумаемся о том, как сам Василий Сергеевич представлял себе мир в то неспокойное время. Итак, он отказался прежде всего от Японии. Выбрав из двух зол — работу на японцев или на большевиков — сотрудничество с красными, Василий Сергеевич точно показал, что и кто ему представлялся большей опасностью для России. В личном деле разведчика В. С. Ощепкова хранятся его высказывания о японцах (их видел и о них рассказывал М. Н. Лукашев), которые никогда не будут опубликованы в силу полного отсутствия в них даже намека на политкорректность. Да, Ощепков плохо знал, точнее, совсем не знал еще, что представляют собой коммунисты, но отлично понимал, чего стоит ожидать от современной ему Японии и японцев, видящих в России и в русских мертвого льва, которого не грех будет и попинать, и снять с него шкуру вместе с мясом, пока это не успели сделать другие. Учеба в семинарии, в Кодокане, тесное и ежедневное общение с японцами на бытовом уровне сделали из Ощепкова человека, совершенно осознанно избравшего целью своей жизни работу на Россию и против Японии. Сознавая себя профессионалом-разведчиком и веря в неизбежность войны с Японией, он считал необходимым помочь своей стране, не важно, с каким правительством во главе, в борьбе с дальневосточным соседом.
137
Клембовский В. Н. Тайные разведки (военное шпионство) // Антология истории спецслужб. Россия: 1905–1924. М., 2007. С. 29.
Если верить книге Лоты, 1 сентября 1921 года Ощепков — агент Осведотдела ревкома Приморья по кличке Японец — сообщил резиденту Аркадию — Леониду Бурлакову о готовности японской армии завершить оккупацию русского Дальнего Востока и убраться восвояси. Эта информация вполне могла оказаться доступна Василию Сергеевичу в Управлении военно-полевых сообщений, так что тут все логично. Японец даже предупредил большевиков о том, что создание препятствий при эвакуации японским войскам и русским, состоящим у них на службе, может быть воспринято как провокации и послужить предлогом для продления интервенции. Сроком окончания оккупации был назван конец 1921-го или начало 1922 года, и эта информация Ощепкова характеризуется в книге Лоты как «ценная» [138] . Это странно и непонятно, поскольку японцы покинули Приморье позже чем через год — 25 октября 1922 года и к 1 сентября 1921 года решения об этом попросту еще не было принято в самом Токио. При этом в характеристике на Ощепкова, составленной 6 января 1924 года, отмечено, что он уволился из японского штаба в начале 1921 года (интересно все-таки, когда и каким образом он попал туда на службу), а стало быть, ни осенью того же года, ни годом позже получать оттуда секретные сведения не мог, если только не имел там своего агента, но это уже скорее из области фантастики. Более того, как записано в той же характеристике, Ощепков, открывший контору по переводам, «…не довольствуясь скудным заработком, принужден был в середине 1921 года уехать на Сахалин с мыслью создать кинематографический театр, что ему и удалось» [139] . Подписана характеристика Аркадием, то есть Леонидом Бурлаковым. Середина года — лето, а значит, встреча с Японцем во Владивостоке в сентябре представляется как минимум крайне маловероятной.
138
Лота В. И. Указ. соч. С. 12.
139
Лукашев М. Н. Сотворение самбо: Родиться в царской тюрьме и умереть в сталинской… С. 23.
При этом, если верить тому же Лоте, в конце ноября 1921 года Аркадий посетил Японца в бюро переводов, находившемся на Пушкинской улице (на ней во Владивостоке находился и Восточный институт, что заставляет думать о родстве двух этих организаций), и предложил ему завершить работу во Владивостоке и перебраться на Сахалин (где тот, судя по документу, подписанному тем же Бурлаковым, находился уже несколько месяцев). Ощепков согласился и в декабре 1921 года стал агентом разведывательного отдела штаба 5-й Краснознаменной армии под псевдонимом «Д. Д.». Считается, что придумал кличку Бурлаков, зашифровавший таким образом страсть бывшего Японца к борьбе дзюдо — дзюу-до, как называл ее сам Ощепков («ю» в этом слове долгое, а официальное написание, знакомое нам — «дзюдо», еще не прижилось, но об этом речь еще впереди) [140] . Правда, в 1921 году и сам Бурлаков служил еще в Осведотделе ревкома, то есть в подпольной большевистской разведке партизанского Приморья, а не в Красной армии, а потому непонятно, как он мог оформить дело на «Д. Д.» в 5-й армии. Сама армия стала Краснознаменной только 1 июля 1923 года, а в описываемый Лотой период находилась на переформировании в Забайкалье после похода в Монголию, где боролась с отрядами барона Унгерна [141] . Да и вообще, та 5-я армия, о которой идет речь, была новым войсковым объединением, созданным на базе «старой» 5-й армии и партизанских отрядов (Народно-революционной армии) Дальневосточной республики, и появилась на свет она только 16 ноября 1922 года [142] , так что либо в декабре 1921 года служить в ней Ощепков никак не мог, либо мы чего-то не знаем.
140
Там же. С. 13–14.
141
Гражданская война и военная интервенция в СССР. М., 1983. С. 473.
142
ЦГАСА. Ф. 39472. Д. 41. 1929–1931 гг. Управление 18-го стрелкового корпуса.
Михаил Лукашев писал о времени начала работы резидента «Д. Д.» менее определенно, но более логично: «Когда же оккупанты убрались восвояси, Василий отправился на Сахалин, в свой родной Александровск, где ему, возможно, все еще принадлежали два отцовских дома» [143] . «Убрались восвояси» японцы в октябре — ноябре 1922-го — годом позже, чем у Лоты, но зато эта дата вполне увязывается со сроками формирования 5-й армии (оно закончилось через месяц), ликвидацией Осведотдела и потребовавшегося в связи с этим трудоустройства бывших партийных разведчиков Ощепкова и Бурлакова на новое место службы. Вот только с датировкой, приводимой в характеристике Ощепкова, эта версия не сходится (впрочем, это не единственное, что в личном деле Ощепкова вызывает удивление).
143
Лукашев М. Н. Сотворение самбо: Родиться в царской тюрьме и умереть в сталинской… С. 18.
Существует еще одна загадка, разгадать которую, может быть, для восстановления полной биографии Василия Ощепкова было бы не так уж важно, но зато очень интересно.
26 мая 1922 года во Владивостоке прошел военный парад, посвященный годовщине установления власти правительства братьев Меркуловых. Десятиминутный ролик с записью этого парада сегодня легко можно найти в Интернете. Помимо того что сама по себе эта историческая кинозапись весьма любопытна и еще ждет своих профессиональных комментаторов, на ней есть фрагмент, который может иметь отношение к нашей истории. На седьмой минуте записи, во время прохождения мимо трибуны строя кадетов (?), сбоку от них, сняв шляпу и обернувшись в сторону трибуны, идет человек в гражданском пальто. Человек этот чрезвычайно похож на Василия Ощепкова, но сказать с уверенностью, что это именно он, нельзя. Судя по тому, что идет этот мужчина рядом со строем и в штатской одежде, это преподаватель кадетских классов. Может быть, преподаватель гимнастики? Возможно. Находящийся в поисках работы или подработки Василий Сергеевич вполне мог оказаться и на этой должности, но это пока лишь предположение.
В любом случае, документально оформлено сотрудничество Василия Сергеевича с разведывательным отделом штаба 5-й армии было лишь в сентябре 1923 года (Лота по неизвестной причине датирует документ 1922 годом), когда за плечами Японца-«Д. Д.» было уже три года подпольной работы. 1 сентября Василий Ощепков поставил свой автограф на документе под названием «Подписка на агента» (или же он подписал его позднее, прошлым числом, так как 1 сентября 1923 года, скорее всего, находился на Сахалине). Вот текст этого удивительного документа, с сохранением орфографии оригинала.
«Секретно.
Подписка.
Действительно на один год.
1923 года, сентября 1 дня.
На агента Василия Ощепкова (подпись).
Я, нижеподписавшийся Василий Сергеевич Ощепков, поступивший в Отдел Агентурной Разведки 5 армии, даю настоящую подписку в том, что
1. Все возложенные ею на меня обязанности я обязуюсь точно и скоро исполнять.
2. Не разглашать никаких получаемых сведений.
3. Все сведения после тщательной проверки обязуюсь передавать своему начальнику или лицу, указанному им.
4. Не выдавать товарища-сотрудника, служащих Отдела Агентурной Разведки, хотя бы под угрозой смерти.
5. Не разглашать о деятельности Отдела, а также о штате вообще и не произносить слов “Агентурной Разведки”.
6. Признаю только Советскую власть и буду работать только на укрепление добытой кровью трудового народа Революции.
7. Мне объявлено, что в случае неисполнения указанного в подписке моя семья будет преследоваться наравне с семьями белогвардейцев и контрреволюционеров.
8. Требую смертного для себя приговора, если разглашу какие-либо сведения и буду действовать во вред Советской власти, в чем и подписуюсь.
Подпись: Василий Ощепков.
Настоящую подпись удостоверяю: Уполномоченный для поручений
(подпись неразборчива)» [144] .
Месяцем позже, 1 октября, на Ощепкова оформили личное дело № 1043 (это же был и его номер как агента). На обложке множество грифов: «Хранить без срока», «Сов. секретно», «4 Управление Штаба РККА. 2-ой отдел». Завели дело на «Секретного агента разведотдела штаба Сибирского военного округа тов. “Монаха”», но на последней странице анкеты есть запись: «С согласия Н-ка Отдела работать буду под псевдонимом (кличкой) Д. Д.» [145] .
144
Цит. по: Там же. С. 18; Анкета В. С. Ощепкова (копия). — Архив М. Н. Лукашева.
145
Там же.
Итак, мы не знаем, когда все-таки Василий Сергеевич оказался на родном острове. В середине 1921-го, как писал Бурлаков в характеристике? В начале 1922-го, как сообщает об этом Лота? Или в начале 1923-го, как у Лукашева? Последнюю версию поддерживает историк военной разведки Михаил Алексеев: «В 1923 году Ощепкова разыскал руководитель разведки (заведующий агентурой) 17-го Приморского корпуса товарищ Леонид и предложил сотрудничество. Василий раздумывал недолго — дал согласие собирать информацию о японских войсках на Сахалине» [146] .
146
Алексеев М. «Монах» с черным поясом // Родина. № 8. 1997. С. 66.