Ощепков
Шрифт:
Скорее всего, эту историю Василий Сергеевич рассказал спустя много лет своей жене Анне Ивановне. Она же, несколько десятилетий спустя, поведала ее спортивному журналисту Михаилу Лукашеву. И только в этой версии она похожа на правду. Несмотря на то что семинаристы к тому времени уже четыре года каждый день сидели, как японцы, на коленях или скрестив ноги, вряд ли кто-то смог привыкнуть к этому настолько, чтобы считать такое положение комфортным. Довольно крупный, высокий (около 180 сантиметров, по воспоминаниям его учеников) и тяжелый, семнадцатилетний Василий точно не мог испытывать удовольствие от сидения на коленях и способен был стоически перетерпеть его, только если был предупрежден. Лукашев прямо пишет о «преподавателе японской борьбы», оказавшем Ощепкову «немаловажную услугу», но интересно, что в этой истории ничего не говорится о Трофиме Попилеве (хотя «новобранцы» везде упоминаются во множественном числе, но речь, конечно, идет прежде всего о японцах). Как Попилев перенес испытания? Его тоже предупредил Окамото-сэнсэй? На умолчание о втором участнике экзамена могли быть самые разные причины — от советского умения не вспоминать о друзьях за границей «на всякий случай», до — кто знает? — возможно, неприязненных отношений, которые могли сложиться между Василием и Трофимом позднее. Какая версия верна? Неизвестно,
С учетом того, что учеба и жизнь в Токийской православной духовной семинарии были строго регламентированы, это оказалось не самой простой задачей. Как мы понимаем, ректор Сэнума и глава миссии архиепископ Николай всеми силами поддерживали среди учеников строжайшую дисциплину. Во всяком случае, судя по дневникам владыки и сохранившимся мемуарам бывших семинаристов, режим там был строгий и даже суровый, несмотря на случавшиеся инциденты вроде конфликта 1908 года. Не менее серьезно относились к порядку и в Кодокане, хотя сами по себе тренировки шли в нем практически целый день без какого-либо строгого расписания. Это значит, что Ощепков и Попилев могли посещать занятия в главной школе дзюдо, если на то существовали соответствующие разрешения руководителей обеих организаций: ректора семинарии (или другого человека, кто мог дать такое разрешение) и главы Кодокана. Например, они могли использовать для этого часы, отведенные для занятий дзюдо в самой семинарии, и уходить в город как «совершенствующие». Так или иначе, хотя и с натяжкой, но можно говорить о том, что на занятия дзюдо (уж, конечно, не о самбо идет речь, как пишут некоторые авторы) первых русских семинаристов благословил Николай Японский, в том смысле, что разрешил заниматься в городе. Но ни в коем случае нельзя утверждать, что он формально дал Васе Ощепкову «путевку в жизнь», «попросив» заняться дзюдо и строя на него какие-то особые планы, — нет, ничего подобного не было. Возможно даже, что благословил не лично он, а, как уже говорилось, ответственное лицо семинарии, имевшее на то право. По рассказам архимандрита Герасима, выпускника современной Токийской семинарии, служащего ныне в «Никорай-до», семинаристы «…на длительные отлучки писали инспектору прошение с формулировкой “благословите то-то и то-то”, инспектор ставил визу в форме “благословляется”… в некоторых случаях обращение напрямую к ректору не является нарушением субординации (т. е. через голову инспектора), например, если студент испрашивает благословение (разрешение) на брак и т. д.» [100] . Учитывая уровень авторитаризма в руководстве семинарии тогдашней, Николаю Японскому, вероятно, было доложено о том, что Василий и Трофим показали себя перспективными борцами, владыка не стал чинить им препятствий — благословил, лишь косвенно определив таким образом дальнейшую судьбу Ощепкова и всей мировой борьбы в целом.
100
Из переписки с автором.
Что ждало Василия в Кодокане? Как выглядели тренировки в те времена и какие отношения, какой, если угодно, психологический климат царил в старом Кодокане? Вопросы не самые простые, и по причинам политкорректности редко задаваемые. Для начала обратимся к свидетельствам очевидцев. Выпускник Кодокана Маруяма Сандзо, тренировавшийся с великим Сайго Сиро, ставшим прототипом книги и фильма Куросавы «Гений дзюдо», записал рассказ самого сэнсэя Кано, о временах несколько более давних, относящихся к периоду основания школы, но тем не менее дающий возможность представить картину тренировок с поправкой на то, что в 1911 году сам по себе зал для занятий был много больше по площади того, что описан здесь:
«…Энергия учеников просто переполняла, и они вкладывали в борьбу всю свою силу, которой были наделены в избытке. Было чрезвычайно трудно обращаться с ними на тренировках так, чтобы не причинять травм. Условия тогда были такие, что, если бы мы ограничили время тренировок, то по разным обстоятельствам большинство учеников просто не смогли бы их посещать. Поэтому мы решили находиться в зале как можно дольше: по воскресеньям — с 7 утра до 12 часов дня, а по будням — с 15 до 19 часов, и ученики могли приходить в любое время, как появится возможность… Поэтому мы должны были подолгу сидеть в зале и ждать, когда появится возможность позаниматься с партнером. Во второй половине дня это ожидание не было особенной проблемой, но ждать учеников по воскресеньям, с 7 часов утра, когда еще царил жуткий холод, несмотря на все желание, было настоящей мукой. Когда у меня были какие-то другие важные дела, или я по какой-то причине не мог прийти в зал утром, я посылал вперед себя Сайго Сиро, а сам приходил позднее. В таких случаях Сайго был вынужден в одиночестве ждать посетителей в покрывающемся льдом додзё, сражаясь с одолевавшим его тело холодом. Эта картина до сих пор стоит у меня перед глазами.
Когда я сам приходил в зал, мы сначала тренировались с Сайго вдвоем. При этом ноги иногда замерзали настолько, что превращались в бесчувственные деревянные палки. В это время Сайго еще не был мастером дзюдо и уставал, прежде чем я успевал разогреться. Поэтому мы были вынуждены тренироваться с постоянными перерывами, и не раз получалось так, что наши ноги под конец тренировки утрачивали всякую чувствительность от холода» [101] .
Японские дома в массе своей не отапливаются и сегодня, а большие додзё — залы для занятий боевыми искусствами — и поныне частенько не располагают никакими средствами для обогрева помещений. Токийский холод не похож на русский мороз: температура крайне редко опускается ниже нуля градусов, но климат здесь влажный, и в помещении, не знающем печей, озноб быстро проникает под кожу и продирает до костей. Впрочем, токийская жара, когда при такой же абсолютной влажности температура переваливает за 40, еще хуже. Но к холоду сахалинцу Ощепкову было не привыкать (как кавказцу Попилеву — к жаре), а в новом Кодокане учеников было много больше и, следовательно, Василий и Трофим могли посещать его в «скользящем графике» — тогда, когда у них появлялась возможность покинуть для этого семинарию. Соответственно их наставниками — сэнсэями становились те из старших учеников, кто в это время находился в додзё. То же самое касалось спарринг-партнеров, и это самый лучший вариант для физических и психологических тренировок: когда нет выбора, учишься бороться с любым соперником, невзирая на его возраст, вес, уровень технического мастерства, спортивной, и не только, злости.
101
Maruyama Sanzo. Sekai Judoshi. Tokyo, 1967. Р. 13. Пер. с япон. А. М. Горбылева.
«Василий в полном объеме познал всю суровую школу дзюдо тех лет, — писал об этом М. Н. Лукашев. — Даже в наши дни японские специалисты считают, что практикуемая в Японии тренировка дзюдоистов непосильна для европейцев. Тогда же система обучения была особенно жесткой и совершенно безжалостной. К тому же это было время, когда еще чувствовались отзвуки недавней русско-японской войны, и русского парня особенно охотно выбирали в качестве партнера. В нем видели не условно-спортивного, а реального противника. Еще недостаточно умелого Ощепкова более опытные борцы беспощадно швыряли на жесткий татами, душили и выламывали руки, а он, по дзюдоистскому обычаю, благодарил их за науку смиренным поклоном даже тогда, когда у него оказалось сломанным ребро. Вскоре, однако, с ним уже стало не так- то просто бороться даже искушенным дзюдоистам. Никто из поступавших вместе с Василием товарищей не выдержал суровых дзюдоистских испытаний: все оставили Кодокан. А он не только успешно овладевал борцовской наукой, но и стал претендовать на получение мастерского звания» [102] .
102
Лукашев М. Н. Сотворение самбо: Родиться в царской тюрьме и умереть в сталинской… С. 11–12.
Насколько это описание соответствует действительности? Можно предположить, что и это стало известно Михаилу Николаевичу со слов вдовы Ощепкова, Анны Ивановны. В таком случае, конечно, многое могло оказаться не вполне точным, искаженным, переданным с иным эмоциональным окрасом. Но если речь идет о тяготах тренировок в традиционных школах дзюдзюцу, то стоит признать, что написанное Лукашевым если и передает атмосферу обучения в Кодокане с искажениями, то разве что в сторону ее смягчения, нивелирования реального уровня жесткости и даже жестокости процесса овладения традиционным дзюдо. И дело здесь не в травмоопасности самой борьбы, а именно в психологическом микроклимате старых японских додзё, тщательно сохраняемом и сегодня. Например, уже в наши дни, в начале 2013 года, глава Всеяпонской федерации дзюдо Уэмура Харуки покинул свой пост после череды скандальных разоблачений, которыми поделились с журналистами маститые спортсмены — уникальный для японцев поступок. Стало известно, что в элитных клубах японского дзюдо применялись методы тренировки, достойные самурайского средневековья или не слишком отличавшегося от него начала XX века, то есть времен Василия Ощепкова.
Оказывается, молодых борцов в школах дзюдо нещадно били, над ними всячески издевались, и даже кандидаты на получение начального уровня мастерской степени — 1-го дана и, соответственно, черного пояса — символа мастерской степени в восточных единоборствах, сначала должны были пройти через испытание… смертью. Претендентов самым натуральным образом душили до потери сознания тем самым черным поясом, а потом с помощью традиционных методов реанимации возвращали к жизни, то есть исполняли примерно те самые приемы, которые демонстрировали юные семинаристы гостям Русской православной духовной миссии, но только век назад это никого не шокировало.
Теперь попробуйте представить, как выглядели тренировки в дзюдо сто лет назад, да еще когда один из партнеров являлся представителем страны вероятного противника. Ведь нельзя забывать о том, что в Кодокане учились многие японские военные, разведчики, диверсанты, сражавшиеся против нас в Русско-японскую войну, братья и сыновья погибших на русском фронте японских солдат и офицеров. И тут — русский на татами. Подарок судьбы, словно специально предназначенный для мести. Вспомним слова Д. М. Позднеева о том, что японцы подозревали архиепископа Николая в шпионаже. Это были не пустые угрозы, и не только глава Русской миссии рисковал головой: приехавшего вскоре после войны на родину преподавателя японского языка в Восточном институте Владивостока Маэда Сэйдзи посреди Токио, чуть ли не на виду у всех, зарезал ультраправый фанатик. В десяти минутах ходьбы от семинарии, перед станцией Мансэйбаси, после Русско-японской войны был открыт грандиозный памятник обожествленному разведчику и выпускнику Кодокана, капитану Хиросэ Такэо, которого разорвало русским снарядом во время попытки совершения диверсии под Порт-Артуром. Доктор Кано посмертно пожаловал своему ученику-разведчику 6-й дан дзюдо. Василий должен был не раз проходить мимо этого памятника и наверняка задумывался о том, где он — русский парень с Сахалина — находится, зачем он здесь и какова будет его дальнейшая судьба, кто друзья, а кто — враги… Но он с фантастическим упорством снова и снова шел в Кодокан, чтобы снова бороться и снова побеждать.
15 июня 1913 года, за неделю до выпуска из семинарии, Василий Сергеевич Ощепков стал первым известным нам русским и четвертым европейцем в истории, получившим начальную мастерскую степень — 1-й дан (сёдан) по системе Кодокан-дзюдо (на то время вершиной считался 5-й дан, и лишь несколько человек обладали 6-м, да еще посмертно награжденный им подполковник Хиросэ) [103] . М. Н. Лукашев рассказывает, что Ощепков долгие годы хранил вырезку из японского журнала со статьей, где было сказано: «Русский медведь добился своей цели». И даже на родине героя, в России, одна приморская газета посвятила этому подвигу несколько строк: «…Благодаря своим выдающимся способностям, отмеченным самим основателем школы Кано Дзигоро, чрезвычайно быстро, в шесть месяцев, достиг звания “сёдана”, то есть учителя первой степени, и получил отличительный знак “черный пояс”» [104] .
103
Первым иностранцем-обладателем черного пояса Кодокана стал американец (его мать была японкой) Дэвид Т. Уид (David Т. Weed), профессор университета Кэйо, который получил 1-й дан в 1910 году. Вторым — английский журналист, автор знаменитой и интереснейшей книги «Fighting Spirit of Japan» («Боевой дух Японии»), вышедшей первым изданием в Йокогаме в 1913 году, Эрнст Джон Харрисон (Е. J. Harrison), удостоенный 1-го дана в 1911 году. Третьим — англичанин, будущий секретарь знаменитого лондонского общества дзюдо «Будоквай» («Budokwai») В. Э. Стире (W. Е. Steers), получивший 1-й дан в 1912 году.
104
Там же. С. 12.