Ощупывая слона. Заметки по истории русского Интернета
Шрифт:
Это очень странная статья — я нашел ее, разбирая в компьютере старые материалы, но, хоть убей, не могу вспомнить, для кого я ее написал. Я решился включить ее в книгу потому, что в ней видно, как я пытался тогда писать об Интернете: с ложной многозначительностью, намеками на сновидческую природу и пророчествами о том, что Сеть вскоре будет дублировать все объекты реального мира. [8]
Но сейчас весь разговор о сайте Набоковского фонда я затеял, чтобы рассказать о моем знакомстве с его создательницей, Марией Черницкой, чья история кажется мне прекрасной иллюстрацией к тому, как люди оказывались в Интернет-тусовке.
8
Настик
Я познакомился с Марией в мае 1997 года, на конференции по Иосифу Бродскому, проходившей в Петербурге. Мария только что вернулась из Америки и работала в журнале «Сеанс», одном из моих самых любимых журналов о кино. Одновременно она работала в Набоковском фонде и, кажется, в какой-то Интернет-конторе — но говорилось об этом без особой аффектации, как если бы наряду с интересной для девушки-филолога работой она подрабатывала кассиром в банке. Даже сделанный для Набоковского фонда сайт не заставил Марию воспринимать себя как Интернет-человека. Летом 1997 года мы гуляли по Москве, и Мария делилась наблюдениями о том, что Москва как Питер, только всюду на нуль больше: в ценах, в зарплатах и в рекламе. Надпись «3000 разных ковров всего в 100 метрах от метро» в ее родном городе должна была бы читаться как «300 ковров в 10 метрах от метро». Тогда же мы придумали телегу о том, что основная движущая сила Церетели — зависть к Питеру: и дело не только в Петре Первом, но и в общей стилистике постамента памятника Крылову, увеличенного в десять раз, — как и положено в Москве. Об Интернете мы, кажется, и не говорили — более того, Маша раздумывала, не вернуться ли ей в Америку, и даже рассылала какие-то письма.
Письма возымели действие, и через год без малого у Черницкой на руках было приглашение с обещанием денег и профессорства, билеты, паспорт с визой — и тут ей позвонил Демьян Кудрявцев. Дема, как, может быть, успел забыть мой читатель, в свое время эмигрировал из Питера и, как выяснилось, знал Машу еще по временам учебы в университете. В этот момент «Ситилайн» собирался открыть филиал в Петербурге — и Кудрявцев предложил Маше его возглавить: оказалось, ее работа на небольшую провайдерскую контору была незаметна только мне. Черницкая подумала — и осталась. Так Кудрявцев успешно сыграл в ее судьбе роль Мефистофеля.
Мне нравится эта история — потому что она передает ощущение, которое было у меня в те годы. Казалось, все люди, которых я встречаю, с неизбежностью оказываются втянуты в орбиту формирующегося русского Интернета — не то у меня было чутье на таких людей, не то мне просто всегда нравились персонажи, слишком энергичные, чтобы оставаться без дела, и слишком своеобычные, чтобы идти в большой бизнес. Интернет становился для них едва ли не единственным выходом. Так, со временем в Сети оказались наиболее любимые мной коллеги-журналисты из «Сегодня»: Слава Курицын, Борис Кузьминский, Максим Андреев, — все они сделали не по одному онлайн-проекту.
Вернемся, впрочем, к Марии Черницкой. В бытность гендиректором питерского «Ситилайна» она преподала мне урок, который я запомнил надолго. Мы шли с ней в гости к моему приятелю, питерскому буддисту и маргиналу Д.
— Только не вздумай представлять меня как генерального директора «Ситилайна», — предупредила по дороге Маша.
— Я скажу, что ты специалист по Набокову, — предложил я.
— Сережа, — сказала Маша со значением, — есть такой статус «просто девушка».
Набоковский сайт давно не откликается, Черницкая успела побывать руководителем проекта Mail.ru и директором по маркетингу компании Lycos. Сегодня Маша является совладелицей онлайнового
«Сеновал» на «Ситилайне»
Для меня 1996 год завершился в январе 1997-го, когда я встретил приехавшего из Израиля Антона Носика. Носику же делал свой» Вечерний Интернет» и рассказывал об умопомрачительных деньгах, которые ему за это платили. Цифра, которую я сейчас уже забыл, показалась мне действительно прекрасной, и — вероятно, с горя, что эти деньги проходят мимо меня, — я сделал то, что зарекался делать много раз, — мешал алкоголь с травой. Было это 12 января, и мир несколько прояснился только через сутки, когда за отмечанием Старого Нового года я и придумал концепцию ежедневной культурной рубрики. Я позвонил Антону, и он направил меня к Емеле Захарову и Деме Кудрявцеву. Емеля жил (а может быть, и живет) в двухэтажной квартире, некогда принадлежавшей прокурору Вышинскому. В этой квартире мы с ним и обсуждали «Сеновал» — на первых же переговорах он показал мне свою коллекцию трибальных ковров, которой заслуженно гордился, а потом сообщил, что, вчера по достоверным сведениям умер Ельцин.
Одним словом, атмосфера была вполне сюрреалистической.
Дема сразу поразил меня своей манерой поведения. Он заговорил со мной без политеса и той вежливости, которую я считал уместной в первой беседе между потенциальным работодателем и известным журналистом. В его манере мне чудилось нечто бандитское, словно он говорил: «ладно, не заливай, мы все про тебя знаем, нет, никаких пятисот, двести — и ты еще спасибо скажешь». Возможно, слова были и другие, но хорошо помню общее ощущение, что вместо интеллигентской беседы о деньгах ты попал внутрь еще не снятого сериала «Бригада» — который, кстати, я впервые увидел спустя шесть лет как раз в Деминой лондонской квартире.
Теперь я знаю, что за этим стоит не столько бандитский нахрап, сколько быстрота реакции и готовность ошеломить собеседника. Емеля и Дема знали в этом толк вполне домашнему мальчику Лене Уманцеву, программисту, приехавшему из Америки работать на «Ситилайн», они, согласно легенде, вместо приветствия сказали: «Кокаин на столе, бляди внизу. Отдыхай». Впрочем, сам я в двухэтажной Емелиной квартире не видел ни кокаина, ни проституток — только коллекцию ковров и жену с ребенком.
Уже перестав работать с «Ситилайном», я потерял Кудрявцева из виду. Однажды я встретил его на вечере Бахыта Кенжеева и удивился — мол, Дема-то что здесь делает? Я помнил, конечно, что когда-то Кудрявцев создал первый русский онлайновый журнал Ай!/Еуе с сильным поэтическим разделом, но вовсе не предполагал в главе «Ситилайна» серьезного интереса к современной поэзии.
Я заблуждался. Пару лет назад вышла его поэтическая книга «Практика русского стиха», и я с изумлением понял, что все эти годы — между «Ситилайном», Захаровым, деньгами и политикой — он писал стихи, причем превосходные. К моменту выхода книги, впрочем, занятия бизнесом и политикой снова завели его далеко от Москвы: летом 2001 года российская виза в его израильском паспорте (советского он лишился при израильской эмиграции) была аннулирована, и он, по собственным словам, променял особняк на Пятницкой на квартиру с видом на Гайд-парк. Такова была плата за слишком тесное сотрудничество с Борисом Березовским. В результате квартира в центре Лондона оказалась если не филиалом Калашного, то, по крайней мере, местом, где в разные годы побывала добрая половина героев этой книги.