Осень в Пекине (др.перевод)
Шрифт:
— Меня зовут Анн, — сказал он. — Здравствуйте, месье.
— Сейчас не время для посещений, — сказал практикант, вошедший вслед за профессором.
— Он все время спит, — возразил Анн. — Должен же я дождаться, когда он наконец проснется.
Членоед повернулся и посмотрел на практиканта:
— Что это с вами?
— Пустяки, сейчас пройдет.
Руки практиканта дрожали, как язычок звонка, а черные круги под глазами расползлись на пол-лица.
— Вы что, не спали?
— Нет… Это все стул…
— Да? А что
— Сука он!.. — прошептал практикант.
Стул дернулся, захрустел и опять завонял. Разъяренный практикант сделал два шага вперед, но Членоед остановил его, взяв за локоть.
— Успокойтесь, — сказал он.
— Я больше не могу!.. Он издевается надо мной!
— Вы ему судно давали?
— Он делать ничего не желает, — заныл практикант. — Только и знает, что скрипит, хрустит, температуру себе нагоняет и не дает мне жить.
— Возьмите себя в руки, — сказал Членоед. — Потом посмотрим, что с ним. А вы, собственно, чего ждете? — обратился он к Анну.
— Мне надо поговорить с господином Корнелием. По поводу работы.
— Можете мне ничего не объяснять… Я все равно не в курсе.
— Разве господин Корнелий вам ничего не предлагал?
— Господин Корнелий так много всего наговорил, что теперь он у меня спит с утра до вечера.
— Прошу прощенья! Не у вас, а у меня, — поправил его практикант.
— Ладно… У вас, если это для вас так важно… — сказал Членоед.
— Я знаю, что он хотел вам предложить, — сказал Анн. — Могу рассказать.
Членоед выразительно посмотрел на практиканта и кивнул в сторону Анна. Практикант пошарил в кармане халата — он стоял у Анна за спиной.
— В самом деле? Это очень интересно, — сказал Членоед. — Я вас слушаю.
Практикант достал из кармана большой шприц и со всего размаху всадил иглу в жировую прослойку бицепса Анна. Тот попытался было оказать сопротивление, но моментально уснул.
— Куда мне его девать? — спросил практикант, с трудом удерживая тяжелое тело Анна.
— Это уж разбирайтесь сами, — сказал Членоед. — Я пойду делать обход. А там, глядишь, и Постыдный проснется.
Практикант разжал руки, и Анн сполз на пол.
— Можно, конечно, положить его на место стула… — предложил практикант.
Стул испустил целую серию трескучих смешков.
— Оставьте стул в покое, — сказал Членоед. — Попробуйте только его обидеть. Я вас!..
— Хорошо, — согласился практикант. — Пусть остается.
— Решайте сами, дело ваше.
Профессор поправил халат и вышел из палаты мягкой кошачьей походкой. Он исчез в лабиринте вымытых до блеска больничных коридоров.
Оставшись в одиночестве, практикант медленно подошел к стулу и смерил его предельно злобным взглядом. От усталости у него все время слипались глаза. Вошла медсестра.
— Вы давали ему судно? — спросил практикант.
— Да, — сказала медсестра.
— И что?
— А то, что у него древесные глисты. Он один раз
— Я осмотрю его, — произнес практикант. — Дайте мне чистую простынку.
— Вот, пожалуйста, — сказала медсестра.
У него даже не хватило сил засунуть ей руку между ног, хотя она привычным движением и распахнула полы халата. Она обиженно протянула ему простыню и вышла, размахивая эмалированной посудиной. Практикант присел на край кровати, где лежал стул, и отдернул одеяло. Он старался не дышать, поскольку стул захрустел с еще большей силой.
Когда Членоед вернулся после обхода, практикант спал у постели Корнелия Постыдного, улегшись поперек Анна. Профессор тут же отметил про себя, что на соседней кровати творится что-то неладное, и сразу же понял, что все дело в стуле. Стул в стиле Людовика XV постарел эдак лет на двадцать: ножки его окоченели, он лежал холодный и неподвижный и уже в стиле Людовика XVI. Выпрямленные контуры его спинки свидетельствовали о тяжести предсмертной агонии. Профессор отметил синевато-беловатый оттенок его поверхности и, повернувшись, изо всех сил дал практиканту ногой по голове, однако тот даже не пошевельнулся. Он храпел. Профессор опустился рядом с ним на колени и начал его трясти:
— Вы что, спите?! Что вы наделали?
Практикант закопошился и приоткрыл волокнистый глаз.
— Что с вами? — настаивал Членоед.
— Укол себе сделал… — пробормотал практикант, — отрубина. Спать очень хотелось. — И, испустив замогильный храп, он снова закрыл глаза.
Членоед начал трясти его с еще большим остервенением:
— А со стулом что?
По лицу практиканта пополз замедленный смешок.
— Стрихнин…
— Мерзавец!.. — воскликнул Членоед. — Остается только поставить его на ноги и заспиртовать.
Он встал; чувствовал он себя обиженным. Практикант спал сном праведника, как, впрочем, и Корнелий, и Анн. Членоед зевнул. Он осторожно снял стул с кровати и поставил его на пол. Стул испустил последний хруст, нежный и отрешенный, после чего Членоед благополучно опустил на него свой зад. Голова его падала то вправо, то влево, и как раз в тот момент, когда ему удалось наконец закрепить ее в удобном положении, раздался стук в дверь. Но профессор ничего не слышал. Анжель постучал еще раз и вошел в палату.
Членоед уставился на него остекленевшим, ничего не выражающим взором.
— Он никогда не будет летать, — пробормотал он.
— Что вы сказали? — вежливо переспросил Анжель.
Профессор с трудом отходил ото сна. Многотонным усилием воли ему удалось-таки в конце концов исторгнуть из себя несколько слов:
— В этой стране 903-й «пинг» никогда летать не сможет. Честное слово Членоеда!.. Здесь слишком много деревьев.
— А что, если вам поехать с нами? — предложил Анжель.