Осенние озера (Вторая книга стихов)

Кузмин Михаил Алексеевич

12

Движеньем рук томленье выражая, К себе манит проезжего она: «Возьми меня: тебе я не чужая, Как не чужа в реке волне волна. Ведь грудь твоя моей любви полна». Подобна речь струям ручья журчащим: Поет в камнях, прохладна и темна. Но рыцарь вдаль стремится к новым чащам, Влеком любви огнем, стремящим и не спящим.

13

Уж солнце вновь лучи свои скосило: Вечерний лес — чернее каждый миг. Коня ведет таинственная сила Путем, где свет закатный не проник. Был так же тих и светел бледный лик У

витязя с бесслезными глазами. Не ищет встреч с веселым стуком пик И к девам слеп с завитыми косами, Но к цели Рок стремит безвестными путями.

14

Пещеры свод навстречу встал из чащи, Тенистый вход в темнеющую тень, А крови стук — тревожнее и слаще, Трепещет грудь, как загнанный олень… Быстрей, быстрей стремится к ночи день… Под сводом тем стоит недвижно дева, Ни с места конь, копытом бьет о пень… Глядит она без страха и без гнева, Слова звучат свежей свирельного напева.

15

«Кто путь открыл, куда всем путь заказан, Тот должен стать достойным тайну знать. Елеем ты таинственным помазан, Ты — господин, не самозванный тать. Вступи сюда! Воззри, ночная Мать, Твой сын пришел прочесть немые знаки; Вот — тайный час, чтоб жатву жизни жать, В колосья ржи вплести мечтаний маки, Внемли, ночная Мать, к тебе взываю паки!»

16

И руки, вверх поднявши, опустила, И белый жезл чертил волшебный круг. Его душа тревожно-сладко ныла. Так тетиву прямит упрямый лук, А та дрожит, неся стесненный звук. «Что дашь ты мне?» — спросил у девы странной. — Любовь и власть — дары все тех же рук, — Она в ответ. — Да к мудрости нежданной Получишь ключ, войдя в пещеру, гость желанный.

17

«Любовь не здесь!» — прочел я в фолиантах; «Любовь не здесь», — сказал мне говор птиц, Когда читал о чудищах, гигантах И бегал в лес от пламенных страниц. Пусть грот таит все таинства блудниц, — «Любовь не здесь!» — мне шепчет голос тайный. «Вперед, вперед!» — зовет рожок зарниц; И голос дев, прелестный, но случайный, Не в силах совратить с тропы необычайной.

18

Она к нему, полна глухой обиды: «Любовь не здесь? но где ж тогда любовь? Елены где? Дидоны и Армиды? Не здесь ли все? Молчи, не прекословь! Войди сюда, не хмурь угрюмо бровь: В любви лишь власть познанья мы обрящем. Уйми свой бег, что тянет вновь и вновь Идти вперед к иным, все новым чащам, Где неизвестность спит, глуха к рогам манящим».

19

— Ты знаешь путь к любви? в моей дороге Вот все, что нужно от тебя мне знать. Где страсти храм, священные чертоги, Ты мне должна, коль можешь, указать. Властитель я, не самозванный тать, — Твои слова, зовущая в пещеру, — Венцом любви чело короновать Дается тем, кто сохраняет веру, Поправ гордыни льва и ярости пантеру.

20

«Один лишь путь — то путь к себе я знаю, Другого нет пути в любви страну, Зачем бежишь? зачем стремишься к краю, Где тщетно ждешь без осени весну?» Он тихо взор подъемлет на жену, И, поздний путь спеша свершить до мрака, Он шпорой вновь в бок колет скакуну. Послушен конь, как верная собака; Чтоб бег стремить, лишь ждал условленного знака.

21

И снова лес, теснятся снова скалы; Уж гасит ночь вечерние огни, И в высоте изломы и оскалы Стенных зубцов, чуть видные в тени. «Эй, где ты, страж, ключ ржавый поверни! Ответь рожку, пусть спустят мост подъемный, Сигнальный флаг на башне разверни: Здесь путник ждет, не недруг вероломный!» Но горный замок спит, безмолвный и огромный.

22

Не поднят мост, и конь, стуча копытом, Стремится внутрь, ворота миновав. На том дворе, ничьим следом не взрытом, Деревьев нет, зеленых нету трав. Коня к крыльцу надежно привязав, Спешит войти в безмолвное жилище, Ища себе не суетных забав, Но розу роз всех сладостней и чище. Взалкавшим по любви святая дастся пища.

23

Лишь эхо зал ответы отдавало Шагам, во тьме звучащим темных зал. Все обойдя, по лестнице подвала Спустился он в неведомый подвал. Замок с дверей, на землю сбит, упал, И свет свечей чертой дрожащей круга Явил очам высокий пьедестал, — И отрок наг к нему привязан туго. И витязь стал пред ним, исполненный испуга.

24

Лукавый взор был светел и печален, Острился край златеющих ресниц, И розан рта, пчелой любви ужален, Рубином рдел, как лал в венце цариц; Костей состав, от пятки до ключиц, Так хрупок был под телом смугло-нежным, Что тотчас всяк лицом склонился б ниц, Признав его владыкой неизбежным. И к гостю лик склонил с приветом безмятежным.

25

«Ты здесь, любовь! твои разрушу узы!» — Воскликнул тут неистовый пришлец. «Мне все равно: твой лик иль лик медузы Предстал бы мне, как странствия конец. Служить тебе — вот сладостный венец! Прими в рабы, твои беру девизы, Твои цвета — мне дивный образец, Закон же мне — одни твои капризы. Смотри: я путь прошел, не запятнавши ризы».

26

С улыбкою Амур освобожденный, Как поводырь, его за руку взял И, подведя ко двери потаенной, Сиявший знак над нею указал. Цветок любви тот знак изображал, Блестел в тени, горя и не сгорая И яркий луч струя в подземный зал. О сердца свет! о роза, роза рая, Я вновь крещен тобой, любви купель вторая!

27

И молвил вождь: «Вот я тебя целую!» И ртом в чело печать навеки вжег. Трепещет гость, почуя «аллилуйю». Открывши дверь, ступил через порог. Был мал и пуст открывшийся чертог, Узорный пол расчерчен был кругами, В средине куст, где каждый лепесток Сравниться б мог с рубинными огнями; Безмолвье и покой меж светлыми столбами.

28

Покой найдя, встал рыцарь успокоен, Любовь найдя, поднялся он влюблен, Свой меч храня, явился чистым воин, Кольцо храня, любви он обручен. Амур глядит, мечом освобожден, Цветок цветет, качаяся лениво, И, в узкий круг волшебно заключен, Лучит любовь до крайнего обвива. О круг святой любви! о райской розы диво!

Июль 1908

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

Всеволоду Князеву