Осенний квартет
Шрифт:
— А вы никогда не думали пустить к себе жильца? — спросил Эдвин, обращаясь к Марсии.
— Деньги бы пригодились, — вставил Норман. — Когда выйдете на пенсию.
— Мне деньги не понадобятся, — нетерпеливо сказала Марсия. — Обойдусь без жильцов. — «Немыслимо!» — это было первое, что пришло ей в голову в ответ на предложение Эдвина. Приютить Летти! И она вспомнила ту бутылку из-под молока. Да Летти тоже на это не пойдет. Она сама сейчас запротестовала и явно смутилась, испугавшись как за Марсию, так и за себя.
— Есть организации и даже отдельные лица, которые
— Ко мне иногда заходит молодая особа — воображает, будто я нуждаюсь в ее помощи. — Марсия невесело рассмеялась. — А я, если хотите знать, ни в ком не нуждаюсь, скорее наоборот.
— Но ведь вы лежали в больнице, — напомнил ей Эдвин. — Поэтому они и думают, что вас надо проверять.
— Да! Но проверяться я хожу в клинику к мистеру Стронгу. — Марсия улыбнулась. — Я не желаю, чтобы меня посещали молодые девицы и указывали мне, покупать ли консервированный горошек или нет.
— Приятно все-таки, что о тебе заботятся, — неуверенно проговорила Летти, подозревая, что заботы о Марсии могут распространяться не только на консервированный горошек. — Ну что ж, надеюсь, у меня все наладится, когда я выйду на пенсию, а пока я еще не вышла.
— Но скоро выйдете, — сказал Норман, — а отсюда, с работы, вам будет причитаться не так уж много вдобавок к государственной пенсии. Кроме того, надо учесть инфляцию, — присовокупил он, не объясняя, как это делается.
— Инфляцию-то как раз и не учтешь, — сказала Летти. — Сваливается на нас нежданно-негаданно.
— Вы мне говорите! — сказал Норман и, нырнув в карман, вытащил оттуда чек из магазина самообслуживания. — Вот послушайте! — И он начал свое очередное перечисление. Больше всего ему, кажется, досаждал рост цен на консервированный суп и фасоль, что странным образом выявляло его ежедневный рацион.
Никто на это не откликнулся, никто его не выслушал. Марсия с удовлетворением подумала о своем шкафе, набитом консервными банками, а Летти решила пораньше уйти на обеденный перерыв и съездить автобусом на Оксфорд-стрит за покупками. Один только Эдвин, считая, должно быть, что женщинам следует помогать, продолжал думать о Летти и о ее делах.
День всех святых, 1 ноября, приходился на будни. Была вечерняя служба, прихожан на этот раз собралось много, а в следующее воскресенье Эдвин посетил ту церковь, куда заходил иногда, потому что раньше жил поблизости. После утрени там подавали кофе с печеньем. Он появился тут, преисполнившись забот о Летти.
Приготовление кофе обставлялось торжественно, и заведовали этим все прихожанки по очереди. Они знали Эдвина по его периодическим посещениям их церкви, и, войдя теперь в холодный придел, аляповато разукрашенный членами юношеского клуба, он услышал голос пожилой женщины, возражающей против подачи к кофе печенья.
— Подавать печенье лишнее, — говорила она. — Выпьем горячего кофе, и больше нам ничего не нужно.
— А я люблю пожевать что-нибудь, когда пью кофе, — возразила ей миниатюрная женщина в пушистом сером пальто. — Миссис Поуп никогда не дашь ее лет, это мы все знаем, но
Со своим довольно-таки бесцеремонным наскоком Эдвин ворвался в самую середину этой перепалки — У одной из вас, леди, наверно, есть свободная лишняя комната.
Наступило молчание, неловкое молчание, почувствовал Эдвин, и обе женщины начали оправдываться, точно отказываясь от приглашения на свадебный пир: это, собственно, не комната, а чуланчик, там хранится все, что пойдет на церковный базар. И чуланчик может понадобиться, когда приедут родственники. Последняя карта была козырная, но Эдвин не отступился. У него не был заготовлен дальнейший ход, но теперь он понял, что для начала ему лучше всего было бы рассказать о Летти, описать ее положение, подчеркнуть необходимость отдельной комнаты, словом, воззвать к совести и растрогать сердца. Но как описать Летти? Сказать, что она его приятельница? Но ведь никакой дружбы между ними нет. К тому же, поскольку она женщина одинокая, это может родить сплетни. Одна моя знакомая леди? Это звучит слишком игриво и жеманно. Женщина, которая работает у нас в конторе? Вот так, пожалуй, лучше всего. Слова «женщина», «работа», «контора» дают благоприятное представление об особе предпочтительного пола, которая по целым дням на службе и может даже оказаться приятной собеседницей в случае, если иногда и посидит дома.
И Эдвин продолжал, перейдя на доверительный тон — Понимаете, как обстоит дело… Одна женщина — она работает у нас в конторе — попала в довольно затруднительное положение. Дом, где она живет, продан вместе с жильцами, теперь там новый хозяин со своей семьей, она к таким не привыкла, они несколько шумные…
— Черные? — сказала, как отрезала, миссис Поуп.
— Да, собственно, это так и есть, — кротко признался Эдвин. — Но заметьте, мистер Олатунде прекрасный человек и до некоторой степени священник.
— Как это так? — спросила миссис Поуп. — Или он священник, или он не священник. Никаких степеней тут быть не может.
— Он священник какой-то африканской религиозной секты, — пояснил Эдвин. — А их службы не совсем такие, как у нас. Они громко поют, вскрикивают.
— А эта женщина… леди? Я полагаю, ее можно так назвать?
— Да, разумеется. В этом смысле никаких оснований для беспокойства, — небрежно проговорил Эдвин, чувствуя, что Летти, безусловно, подходит под такое определение, если применять к ней эту мерку.
— Значит, в том доме для нее слишком шумно?
— Да, конечно, потому что сама она человек очень спокойный.
— Собственно, у меня есть большая задняя комната, а когда в доме еще кто-то живет, это может быть весьма кстати.
Эдвин вспомнил, что миссис Поуп проживает одна.
— Упадешь с лестницы, споткнешься о ковер, а встать не сможешь…
— Часами так пролежишь, пока кто-нибудь придет, — подхватила миниатюрная, пушистая.
— Кости теперь стали такие хрупкие, — сказала миссис Поуп. — Перелом может привести к серьезным осложнениям.