Осенний мост
Шрифт:
Не имеет значения, насколько искренне Гэндзи утверждает, что верит в Иисуса Христа как своего Господа и Спасителя, — это несовместимо с его верой в себя как в пророка. Это столкновение праведности и святотатства навеки лишит его милости и прощения Христова и обречет его на гибель вечную. Эмилия думала, что способна расстаться с ним в этой жизни. Но мысли о вечной разлуке она выдержать не могла. Возможно, ее побуждения — даже в этом — и вправду далеки от святости.
Эмилия увидела всадника на гребне холма. Это был Гэндзи. Пока он ехал к ней, Эмилии вспомнился тот давний день, когда он лежал на снегу, истекая кровью. Она тогда обняла его и поклялась перед Господом, что без малейших колебаний пожертвует собою, лишь бы спасти его. В этот миг прошлое показалось ей более ярким и живым, чем настоящее.
И это воспоминание подтолкнуло ее к смелому решению.
Надеюсь, я вас не побеспокоил, — сказал Гэндзи.
Вовсе нет, — отозвалась Эмилия.
Я оставлю вас одну, если вам так хочется. Сегодня прекрасный день для того, чтобы побыть в одиночестве.
Я рада, что вы приехали ко мне, — сказала она. — Я как раз собиралась идти к вам.
В самом деле? — Гэндзи спешился и встал рядом с Эмилией. — С какой-то целью, или просто потому, что вы по мне соскучились?
Эмилия почувствовала, что краснеет, но не позволила замешательству сбить ее с намеченного пути.
Я хотела поговорить с вами о тех свитках, которые я читала, — сказала Эмилия, и поспешила договорить, пока мужество не покинуло ее. — Это не хроники «Воробьиная туча».
Нет?
Это «Осенний мост» госпожи Сидзукэ — ну, или они на это претендуют.
А! — отозвался Гэндзи и стал ждать, что она скажет дальше.
При виде столь невозмутимой реакции Эмилия опешила.
Вы не кажетесь удивленным, — сказала она, — или даже особенно заинтересованным.
Верно, — согласился Гэндзи. — Ханако рассказала мне обо всем, как только ей это стало известно.
Эмилия недоверчиво уставилась на него.
Ханако была моей подругой. Она обещала мне, что никому ничего не скажет.
Вы были ее подругой. Но я был ее князем. Она не могла нарушить верность и хранить это в тайне от меня. Взамен…
Гэндзи умолк на полуслове и рванулся, чтобы подхватить Эмилию — та закрыла лицо рукой и пошатнулась. Но Эмилия оперлась о дерево и, отстранившись от Гэндзи, знаком показала, чтобы он оставил ее.
Нет, спасибо, я вполне в состоянии удержаться на ногах.
Вы уверены?
Мне особенно не из чего выбирать в этом вопросе. Да и в других, как я погляжу. Как выяснилось, у меня никого нет и не было, даже когда мне казалось иначе.
Ханако не предавала вас, — сказал Гэндзи. — Как вы только могли такое подумать? Там, в монастыре Мусиндо, она отдала жизнь за вас.
Да, — сказала Эмилия и заплакала. — Но она пообещала, что сохранит мой секрет, и не сдержала слова.
Она не думала, что это ваш и только ваш секрет, — сказал Гэндзи. — Но вы так думали, и потому взамен она заставила меня поклясться, что я не буду вмешиваться и говорить с вами об этом, пока вы сами не заведете этот разговор. Я сдержал слово.
Лишь по чистой случайности, — возразила Эмилия. — Вы же не могли быть уверены, что я вообще когда-либо заговорю с вами на эту тему. А если бы я этого не сделала, рано или поздно вы бы все-таки спросили. Так что ваше слово было бессмысленным, как и то, которое дала мне она.
Нет, Эмилия, вы ошибаетесь. Я знал, что вы об этом заговорите.
В самом деле? Вам что, было видение о том, как я разговариваю с вами про «Осенний мост»? — Лишь боль, которую испытывала Эмилия, заставила ее использовать это название в качестве насмешки.
Нет, — отозвался Гэндзи. Он заметил вызов, прозвучавший в словах Эмилии и сверкающий в ее глазах, и встретил его просто и спокойно. — Это было совсем другое видение.
Гэндзи, снова оказавшийся лишь пассажиром в собственном теле, обнаружил, что быстро идет по коридору. Его снедало нетерпение. Гэндзи мог судить об этом по своей размашистой походке. Он находился в замке и шел к своим покоям. Из дальнего конца коридора, оттуда, куда он направлялся, донеслись крики новорожденного младенца. Слуги опускались на колени и кланялись ему, когда он проходил мимо.
Когда он вошел в комнату, то увидел младенца на руках у служанки.
Князь Гэндзи! — воскликнула она и протянула младенца к нему, чтобы Гэндзи мог на него взглянуть. Но он едва бросил взгляд в их сторону. Он беспокоился о ком-то другом, о человеке, находящемся сейчас во внутренних покоях. Прежде, чем он успел туда войти, доктор Одзава шагнул за порог и затворил за собою дверь.
Как она? — В голосе Гэндзи звучало сильнейшее беспокойство.
Роды были очень тяжелые, — сказал доктор Одзава.
Но ей ничего не грозит?
Доктор Одзава согнулся в поклоне.
Мне очень жаль, мой господин…
Гэндзи рухнул на колени. Его затопило горе.
Князь Гэндзи, вы — отец, — сказал доктор и вложил Гэндзи в руки младенца. Гэндзи не сопротивлялся. Он попытался всмотреться в лицо младенца, надеясь узреть в нем черты матери. Но тот, другой Гэндзи не смотрел на лицо ребенка. Все его внимание было приковано к маленькому украшению, висящему у ребенка на шее на серебряной цепочке.
Это был небольшой медальон, украшенный изображением креста и одного-единственного стилизованного цветка, геральдической лилии.
Тот самый медальон, который носите вы, — сказал Гэндзи.
Это еще ничего не доказывает, — сказала Эмилия. — Даже если вы действительно видели то, что, как вы думаете, вы видели, это еще ничего не доказывает. — Откровение Гэндзи потрясло ее, но она не хотела этого показывать. Если она покажет это, то тем самым признает, будто у Гэндзи и вправду могло быть видение. — Во снах людям являются самые странные галлюцинации. Такова сама природа сна. Вы видели мой медальон. Нанако рассказала вам о предсказании госпожи Сидзукэ. Ваше спящее сознание совместило все это самым причудливым образом. Вот и все.