Осенний перелом
Шрифт:
Она могла прийти к воротам конюшенного двора, когда мужчины собирались на охоту, и сказать:
— Мне скучно, возьмите меня с собой.
Пока ее спрашивали, точно ли она готова носиться целый день верхом по бездорожью, пока она убеждала, что не станет помехой, пока переодевалась — начиналась гроза, или буран, или проливной ливень, и оставалось только радоваться непредвиденной задержке.
Она могла потерять перчатку, или посадить пятно на платье, или ни с того ни с сего решить, что прическа ей не подходит — и опоздать к пожару, рухнувшему мосту или перевернувшимся каретам. Однажды из-за нее семья пропустила прием, на котором половина гостей слегла, отравившись грибами. В другой раз
Трижды Эбигейль срывала Варрену свидания. В первый раз вроде бы ничего не произошло — не считая того, что девица утратила вдруг интерес к воздыхателю. Во второй — Варрен, опоздав на два с лишним часа, успел ровно к тому моменту, когда сидевшие в засаде наемники решили, что ждать больше нечего, и шумно направились греться в ближайший кабачок. Притаившийся за углом Варрен отлично слышал рассуждения о том, что «щенок втрескался в крошку Лилиту по уши и никуда от нее не денется, нынче не пришел, завтра прибежит». У него хватило ума отправиться разбираться не к красотке Лилите, а к порученцу начальника королевской полиции, Гренту Фенно-Дералю, с которым графа фор Циррента познакомили буквально накануне — тоже, к слову, благодаря «случайностям и совпадениям», происходившим вокруг кузины Гелли. В итоге «завтра» оказалось для Лилиты и содержавшей ее шайки далеко не таким радужным, как те надеялись, Фенно-Дераль получил первое служебное поощрение, а фор Циррент накрепко запомнил: чем доступней красотка, тем опасней поддаваться ее чарам.
Третий раз, однако, побил первые два по всем статьям. Начать с того, что барышня была вовсе не из доступных девиц — младшая дочь графа Аргайла, восходящая звезда балов и одна из самых завидных невест столицы. Граф поощрял ухаживания фор Циррента, барышня Беннифель молчала, скромно потупив взор, высший свет ждал свадьбы. Однако в тот самый вечер, когда Варрен собрался, наконец, официально попросить у графа Аргайла руки и сердца его прелестной дочери, в столицу внезапно прикатила Эбигейль, и визит пришлось отложить. А ночью скромная барышня сбежала с корнетом-кавалеристом, красавцем и героем, который не мог претендовать на ее руку исключительно из-за своего сомнительного происхождения.
Варрен, узнав, что его предполагаемая невеста тайно обвенчалась с другим, собрался с горя напиться, но странным образом вместо Офицерского собрания — где, собственно, и принято было по негласной традиции заливать вином победы и поражения, — забрел прямиком в Тайную Канцелярию. Как его разум мог настолько помутиться, Варрен не понял тогда и не пытался понять после. Всю ночь он проговорил с герцогом фор Тренди, возглавлявшим Канцелярию в те годы, а наутро распрощался с отцом, обнял кузину, поцеловал в нос маленькую сестренку и отбыл к тирисской границе, в заштатный городишко Кильнерен, славный живописными окрестными пейзажами, пивоварнями и контрабандным бренди.
Тогда только закончилась война, и в мутной водице не всем выгодного мира плескалось изрядно крупной рыбы. Две недели Варрен изображал бездельного столичного повесу, сбежавшего чуть ли не прямиком из чужой постели и пережидавшего опасное время в глуши. Дарил цветы и комплименты скучающим провинциальным дамам, любовался пейзажами, перепробовал все сорта местного пива и контрабандного бренди, и, по чести говоря, совсем уж было решил, что господин начальник Тайной Канцелярии попросту убрал его из столицы. Например, во избежание скандала вокруг несостоявшейся помолвки. Или по еще каким-то, вовсе неведомым соображениям. Но на исходе второй недели скука сменилась очень даже шумным весельем — с перестрелкой, погоней и захватом курьера, везущего в Тириссу копии шифровальных досок из главного штаба андарской армии.
Вернувшись в столицу победителем, Варрен с некоторым удивлением понял, что былая любовь подернулась дымкой, свойственной скорее позабытым юношеским грезам, чем по-настоящему горьким потерям. Он даже поздравил бывшую возлюбленную, пожелав всяческого счастья с, несомненно, достойным мужем. К слову, корнет и впрямь оказался честным малым, в несколько лет дослужился до капитана, а Беннифель родила ему троих мальчишек.
Что же касается Варрена, новая служба не оставляла времени на глупости и, несомненно, это было к лучшему. Герцог фор Тренди оказался замечательным начальником и наставником, опасностей и приключений хватало с лихвой, а когда молодого фор Циррента спрашивали, каким ветром его вдруг занесло в Тайную Канцелярию, Варрен, смеясь, отвечал:
— Кузина подгадала.
Ведь, если разобраться, так оно и было.
А барышня Эбигейль все эти годы тихо жила в отцовском поместье, лишь иногда наведываясь в столицу — то по приглашению кузена, то неожиданно для него, но всегда с пользой. Она так и не вышла замуж, отвергнув все предложения, хотя среди них были весьма привлекательные. Графу казалось иногда, что та часть Гелли, которая способна была любить, умерла вместе с Арбальдом, но ни разу он не осмелился произнести это вслух. Потому что Эбигейль любила его, Варрена, любила старика отца, Цинни… а что былая страстность перегорела, так с возрастом и не такое бывает. Поэтому Варрен просто старался держать кузину в поле зрения, развлекать, заботиться — в общем, быть ей хорошим братом. И, кажется, у него получалось.
Страсть его величества держать в поле зрения сложные уголовные дела давно не удивляла виконта Фенно-Дераля. Каждому простительны маленькие слабости, а королевские развлечения лишь со стороны кажутся отдыхом. Балы, приемы, аудиенции, охоты? Все та же политика, интриги, тонкое лавирование среди водоворотов противоборствующих сил. Для плотских наслаждений его величество слишком стар, а вот острый ум с годами не притупился. И повертеть в голове задачку, от которой, ради разнообразия, не зависит судьба государства, да и решение ее — не твое дело, король считал совершенно особенным удовольствием.
Разумеется, он не вмешивался в расследование, не давал советов. Всего лишь слушал, задавал вопросы, высказывал предположения; иногда, распаляясь, предлагал начальнику полиции пари на «кто преступник». От заключения пари Фенно-Дераль неизменно отказывался, поясняя:
— Служебное положение не позволяет. Неспортивно, ваше величество.
Король, вздохнув, соглашался:
— Неспортивно.
Однако в этот раз ситуация касалась его величества слишком тесно: король Дионн-Горрент любил своего старшего внука, и новость о ночном покушении уже добежала до его ушей. Поэтому его величество был хмур, с начальником полиции поздоровался резко и прежде всего потребовал принять все меры к тому, чтобы подобное не повторилось.
— Я знаю, с Ларком трудно договориться об охране, — признал он. — Попытался вправить ему мозги, но мальчик давно считает себя взрослым, и с позиции, по которой у него есть свое мнение, его не очень-то сдвинешь.
— Полезное качество для короля, — заметил фор Циррент.
— Полезное, — усмехнувшись, согласился его величество. — Но как вы двое будете с ним работать, когда он станет королем… сочувствую, господа, искренне сочувствую.
— Искренне надеюсь, ваше величество, что у принца хватит времени, чтобы поумнеть, — серьезно ответил граф. — Надеюсь также, что опасение за жизнь друга заставит его быть более осторожным, чем в вопросах собственной безопасности.