Осенний поцелуй Лондона
Шрифт:
– Очень, – ответила она и встала рядом с ним. – Какой красивый вид! Это и есть Ноттинг-Хилл?
– Да, – кивнул Гера. – И вид не такой уж и замечательный, одни крыши. Хорошо, что хоть улица тихая.
– Это да! – засмеялась Наташа, так как в этот момент прямо над ними пролетел самолет.
– А я уже и внимания не обращаю, – сказал он, поняв причину ее смеха и проследив взглядом за удаляющимся лайнером. – К тому же над Челси самолеты, как мне кажется, пролетают без конца, словно там проходят все основные авиатрассы. А еще
Наташа допила чай и поставила кружку на перила. Гера искоса глянул на нее и вдруг положил руку ей на плечо, чуть прижав к себе.
– Замерзла? – тихо спросил он, снял свитер с плеч и закутал ее.
Наташа замерла. Ей было необычайно волнительно ощущать его так близко, ветерок трепал его кудри, кончики прядей задевали ее щеку и слегка щекотали, и это было намного приятнее обычной ласки. Она прижалась к нему, обняла одной рукой за талию и положила голову на плечо. Они молчали, но слова были сейчас лишними. Нежность переполняла их сердца, но она была с оттенком грусти, так как они оба четко понимали, что сегодня расстанутся и навряд ли еще когда-нибудь встретятся. Для Наташи время словно исчезло, ей казалось, что она могла бы стоять вот так целую вечность, и хотелось, чтобы реальность не возвращалась.
Но вот Гера легко вздохнул и отодвинулся от нее.
– Во второй половине дня вернешься в пансионат, – сказал он. – А сейчас просто прогуляемся. Хорошо?
– Хорошо, – тихо повторила она.
– Наташ, – начал он, но какая-то нерешительность проскользнула в его глазах, и он замолчал.
– Да? – подтолкнула она его.
Гера что-то достал из кармашка рубашки и протянул ей на раскрытой ладони. Это было прозрачно-розовое сердечко.
– Ой! Какое красивое! – восхитилась она и взяла его, тут же посмотрев на свет. – Какое прозрачное! Что это?
– Это турмалиновое сердце, – пояснил Гера. – Когда мне было лет тринадцать, я одно время увлекался минералогией и много читал о камнях, их свойствах, влиянии на человека и тому подобном. Турмалин имеет много цветов, есть и красные, и синие, и зеленые камни. Но именно розовый считается камнем любви. И я заказал это сердечко, решив когда-нибудь подарить его дорогой мне девушке. Знаешь, с тех пор оно так и лежит в этом доме.
– Не было достойной? – с замиранием сердца уточнила Наташа.
– Не было, – просто сказал он. – Я чувствую свою вину за то, что доставил тебе столько неприятностей. Прими это сердечко в дар.
– Ты хочешь, чтобы я взяла его… хочешь так загладить вину? Только поэтому?
Гера глянул на нее пристально, его бледные щеки покрылись румянцем. Наташа ждала его ответа, дрожа то ли от холода, то ли от волнения.
– Нет, не только, – наконец сказал Гера. – Именно ты достойна моего сердца.
Она вспыхнула и поцеловала его в щеку. И тут же вернула подарок.
– Но почему?! – нахмурился он. – Ведь это не так дорого!
– Но все равно это драгоценный камень, –
Наташа вздрогнула, вспомнив разъяренное покрасневшее лицо руководительницы, ее обидные слова.
– Но такие вещи можно провозить без декларирования, – сказал он. – Уверяю!
– Нет и нет! – упрямо повторила она и чуть не расплакалась. – Я не хочу рисковать.
Лицо Геры потемнело, он скомканно извинился и сунул сердечко обратно в карман.
Зазвонил телефон. Гера ответил. Оказалось, что это приехал Степан Андреевич.
– Я вызвал его раньше, так как решил, что на машине нам будет удобнее. Можно будет выходить в том месте, где тебе понравится. Так что у нас сейчас начнется автомобильная прогулка. Не возражаешь?
– Нет, – улыбнулась она. – Тем более в этом городе часто льют дожди.
– Пошли? – спросил он.
– Ты не обиделся? – тихо поинтересовалась она. – Турмалин необычайно красив! Ты не подумай, что мне не понравилось это сердечко. Хотя… не то я говорю! Я понимаю, какой смысл ты вкладываешь в этот подарок! Дело, конечно, не в красоте камня. Просто я не могу! Ты бы видел лицо Аделины! Оно было такое злое, она смотрела на меня с таким презрением! Мне все еще нехорошо из-за этого. Никогда со мной не происходило ничего подобного! Я жила в нашем маленьком городе без каких-либо особых историй… какая же я была наивная! Мир намного более жесток, взрослые видят в наших поступках какие-то ужасы, приписывают нам немыслимые вещи. Я все еще в шоке, но не хочу говорить об этом. Вообще с трудом представляю, как вернусь в пансионат, что буду говорить этой злой женщине.
– А ничего не надо ей говорить, – ответил Гера. – Ведь ты ни в чем не виновата, так что не унижайся ненужными объяснениями, будь выше таких людей. Никогда не оправдывайся в том, чего ты не делала!
– И правда… – тихо проговорила Наташа и улыбнулась.
– Мама мне внушала с детства, что судить себя строже всего нужно лишь за то, в чем мы действительно виноваты. Ведь только мы знаем истинную цену своим поступкам. А всему миру не объяснишь… Эти наглые папарацци… – задумчиво добавил он. – Хотя тебя это не должно касаться.
– Слава богу, в моей жизни нет папарацци! – с чувством произнесла она. – Но твой совет по поводу ненужных оправданий я запомню. И на все обвинения Аделины буду молчать. Пусть больше не лезет в мою жизнь!
День прошел замечательно. Они катались по городу, выходили везде, где хотела Наташа. Гера рассказывал ей о достопримечательностях то, что знал сам. Они пообедали в пиццерии, затем Степан Андреевич отвез их в Челси и высадил по просьбе Геры на углу Тайт-стрит.
– Мы пройдемся, – сказал Гера. – Посидите в машине.