Осенний призрак
Шрифт:
Малин наливает вина из пакета, купленного на днях по дороге домой с работы. Это третий или четвертый стакан? Нет, уже пятый. Малин видит, как Туве морщит нос.
— Зачем тебе пить сегодня? Ведь я приехала к тебе, как ты и хотела.
— У меня праздник, — отвечает Малин. — Наконец ты здесь.
— Ты совсем больна.
— Я здорова.
— Нет, у тебя алкоголизм.
— Что ты сказала?
Туве молча ковыряет вилкой в пицце.
— Ты должна понять одну вещь, Туве: я выпиваю иногда,
Взгляд Туве мрачнеет.
— Тогда зачем ты пьешь?
— Дело не в этом, — говорит Малин.
— А в чем?
— Ты слишком молода, чтобы понять.
В глазах Туве появляется выражение отвращения, а Малин чувствует стыд. Ей хочется исправиться, сказать «ты права, Туве», но тут ее рука начинает трястись. Туве испуганно смотрит на мать, на ее руку, но молчит.
— Как у тебя дела в школе? — спрашивает Малин.
— Папа говорил, что ты…
— Что говорил папа?
— Ничего.
— Скажи, что он говорил.
— Ничего.
— Вы сговорились с ним против меня, так?
Туве не отвечает.
— Он настраивает тебя против меня, — продолжает Малин.
— Ты пьяна, мама, — отвечает Туве. — Это папа захотел, чтобы я приехала к тебе.
— То есть сама ты этого не хотела?
— Ты пьяна.
— Я не пьяна и буду пить, сколько хочу.
— Ты должна…
— Я сама знаю, что я должна. Я должна выпить весь этот чертов пакет. Ты ведь решила навсегда остаться у папы, так?
Туве поднимает глаза.
— Так?! — кричит Малин. — Говори!
Малин стоит посреди кухни и озлобленно и в то же время умоляюще смотрит на дочь.
Не меняясь в лице, Туве поднимается и спокойно говорит, глядя в глаза матери:
— Да, я так решила. Здесь я жить не могу.
— Почему же не можешь?
Туве идет в прихожую и надевает куртку. Потом открывает входную дверь и выходит из квартиры.
Малин залпом допивает вино в прихожей. Заслышав шаги Туве на лестнице, она бросает стакан в стену и кричит:
— Подожди! Вернись! Туве, вернись!
Туве бежит по Стургатан, вниз, к Стонгону, мимо магазина «Хемчёп» и боулинг-зала, подставляя лицо навстречу дождевым каплям: они разгоняют мысли, и из-за них она не замечает, как по щекам текут слезы.
Черт с тобой, мама. Черт с тобой, черт с тобой.
Она старается не думать о матери.
Папа вечером работает, значит, я буду дома одна. Я смогу это, я хочу этого.
Надеюсь, он уже на пожарной станции. Черт с тобой, мама.
Сердце готово разорваться или выскочить из груди.
У нее что-то сжимается в желудке. К черту, к черту эту осень и этот город!
По другую сторону моста она видит пожарную станцию. В свете высоких уличных фонарей ее стены кажутся желтыми.
Туве бежит по направлению
— Что случилось, Туве? — испуганно спрашивает ее вахтер Гудрун.
— Папа здесь?
— Он наверху, поднимись к нему.
Через пять минут Туве сидит на постели в темной комнате, уткнувшись лицом в папины колени. Он гладит ее по щекам и утешает. Вдруг включается свет и воет сирена.
— Проклятие! — ругается папа. — Опять кого-нибудь затопило. Я должен идти.
— Я подожду тебя здесь, — говорит Туве, и папа целует ее в щеку.
Вскоре вокруг снова становится темно и тихо, и Туве старается ни о чем не думать.
Ей снится, что она стоит на краю огромной равнины. У нее нет карты и вокруг темно, но она знает, что должна идти вперед. Как будто некий внутренний голос указывает ей, куда надо идти. И это уже не голос ребенка.
Дешевое вино портит настроение.
Малин лежит в постели, слушает, как в окно барабанят капли дождя. Она звонила Туве, но та отключила мобильник.
Форс закрывает глаза. Ей видятся знакомые лица: Туве, мамы, папы, Янне.
Уходи, Туве. Живи, где хочешь, мне нет до этого никакого дела.
Лица презрительно улыбаются. Не в силах этого вынести, Малин открывает и снова зажмуривает глаза.
Теперь ей видится Даниэль Хёгфельдт. У него влажные губы, и Малин чувствует, как в ней пробуждается желание.
А потом возникает Мария Мюрвалль в своей больничной палате.
Фогельшё.
Мертвые и живые, бездушные.
Йохен Гольдман.
Автобус, на котором приезжает на работу Вальдемар и на который он одно время постоянно жаловался.
Мама Андреаса Экстрёма. Мама Ясмин Сандстен в больничной палате.
Юнас Карлссон, ты вымогал у Петерссона деньги? Ты хотел стать таким, как он? Но поскольку преступник в обоих случаях один и тот же, то это наверняка не ты. Мы проверяли, на время второго убийства у тебя железное алиби.
Андерс Дальстрём, друг Андреаса Экстрёма. Может, это он узнал от кого-нибудь всю правду о той ночи и отомстил за смерть друга? Но причем здесь Фредрик Фогельшё?
Нити их жизней уводят в темноту. Где-то кричит черная птица. Голова идет кругом. «Что я упустила? Чего не заметила? Сколько я выпила? Два стакана? А может, пять? Я еще могу сесть за руль. Да, могу. Да и вряд ли мои коллеги вышли в такую погоду дежурить на улицы».
Ты выходишь из машины на замковом холме, Малин.
Скугсо красивый замок, хотя твои затуманенные алкоголем глаза этого не замечают.
Он так и не стал моим, хотя, когда я жил в нем, думал иначе.