Осенний призрак
Шрифт:
— Нет, насколько мне известно.
— Ну а отец, сестра?
— Вы имеете в виду месть за его неудачные сделки?
Женщина пожимает плечами.
Вальдемар Экенберг тихо бренчит по клавишам. У Кристины Фогельшё светлеет взгляд.
— Мы уже задавали этот вопрос, — продолжает Юхан, — но все-таки… Почему он пытался скрыться, когда мы хотели поговорить с ним в тот раз? Может…
— Мы говорили с ним об этом в тот день, когда он вышел из тюрьмы. Он испугался, запаниковал. Кто угодно повел бы себя так на его месте.
— Неужели
— Иногда он ставил себя выше всего этого, считал, что законы существуют для других.
— Считаете ли вы свой брак счастливым? — спрашивает Юхан.
Кристина отвечает не задумываясь.
— Да. Фредрик был великодушный человек. Фогельшё — дружная семья.
В этот момент в комнату вбегают двое детей: маленькая девочка и мальчик. Оба устремляются к Кристине, спрашивая наперебой:
— Мама, мама, кто это, что случилось, мама?
— Мама, это ты? Что-то с линией, я плохо слышу.
Туве.
На часах 14:30, и где-то у горизонта на голую, неприветливую Эстергётландскую равнину уже опускаются сумерки. Малин на пассажирском сиденье «Вольво» рядом с Харри, они едут к Катарине Фогельшё.
Малин хотелось услышать от Туве, что та приедет к ней сегодня вечером и останется у нее ночевать.
Они проезжают мимо магазина «Икеа». В это время здесь трудно найти свободное место на парковке, и на бензоколонке, если ехать в сторону Шеггегорпа, длинные очереди.
Форс узнает место, где припарковалась в прошлый раз, когда приезжала сюда за одеждой. Сейчас она видит там двоих мужчин; отчаянно жестикулируя, они о чем-то спорят возле машины. Малин зажмуривает глаза, вспоминая тот день, а когда открывает их снова, и мужчины, и парковка уже далеко.
На берегу Стонгона, возле Клоетта-центра, вздымается одинокая башня нового высотного дома, небоскреба в миниатюре. Еще одна никчемная постройка, появившаяся здесь по милости очередного тщеславного градоначальника, пожелавшего оставить след в истории Линчёпинга.
— Мама? Это ты? Я плохо слышу.
— Это я, — отвечает Малин. — Ты приедешь ко мне сегодня вечером? Я приготовлю бутерброды с яйцами.
— А если завтра?
Они рассказывают друг другу, как живут, чем занимаются и что планируют делать в ближайшее время. Малин слышит голос Туве и свой, но ей кажется, будто этот разговор происходит во сне и его нет на самом деле. И она еще острее начинает чувствовать собственное одиночество, беспомощность, отчего ей становится грустно.
Автомобиль останавливается на берегу реки, неподалеку от виллы Катарины Фогельшё. Под деревьями в саду все еще лежат яблоки, и Малин только сейчас замечает, как недостает этому дому заботливой хозяйской руки: виллу давно пора покрасить, а двор — хорошенько вычистить.
Она убирает мобильник.
«Дворники» работают в бешеном темпе. «Они рисуют сердце на ветровом
Она знает, какой вопрос задать Катарине Фогельшё.
52
Катарина Фогельшё будто давно уже ждет их.
Она сидит напротив Малин и Харри на диване от «Шведского олова». Ее лицо не выражает ни страха, ни скорби, ни растерянности. Она только что узнала, что ее брат убит, и, кажется, готова, пожав плечами, стряхнуть с себя все, что связано с Фредриком, и как ни в чем не бывало идти по жизни дальше. «Но он же был тебе братом, несмотря на все свои недостатки», — мысленно обращается к ней Малин.
На стене картина Анны Анкер: женщина стоит у окна спиной к зрителю. Глядя на нее, Форс вспоминает Акселя Фогельшё, который так же стоял в своей гостиной, когда они с Харри рассказывали ему о смерти его сына. Он, как и эта женщина, прятал лицо, чтобы скрыть свои чувства.
А может, это правильно? Притвориться, что ты ничего не чувствуешь и окружающий мир для тебя не существует.
Или ты скрываешь что-то другое, Катарина?
Малин слушает, как Харри задает вопросы и как отвечает Фогельшё.
— …Да, в тот вечер отец приезжал ко мне. Он уехал поздно, а я легла спать. Подтвердить это никто не может. А разве нужно?
— …Я не убивала своего брата, если вы так думаете. Наша семья не причастна к этому убийству, данный вопрос я считаю закрытым.
— …Враги? Фредрик был безобиден, он не имел врагов.
— …Да, после смерти отца я унаследую значительную часть его состояния. Но я и сейчас имею гораздо больше, чем мне нужно.
Последние слова Катарина произносит, будто с издевкой.
Харри замолкает, теперь очередь Малин.
На Катарине Фогельшё шелковая голубая юбка, ее руки, сцепленные в замок, лежат на коленях. Малин замечает в ней то едва уловимое беспокойство, которое часто свойственно бездетным женщинам, ту смешанную с тревогой тоску, что выражается в быстрой смене настроения: от холодного равнодушия к доброжелательности.
Катарина морщит лоб, словно о чем-то вспоминая, и Малин думает, что в жизни человека может быть только одно-единственное по-настоящему сильное чувство, которое проходит безвозвратно и к которому потом возвращаешься всю жизнь.
На другой стене висит еще одна картина в голубых тонах, выполненная в импрессионистической манере: одинокая женская фигура смотрит в окно, а там не видно ничего, кроме тумана. «Она тоскует», — думает Малин, глядя на женщину.
— Какие отношения связывали вас с Йерри Петерссоном? — спрашивает она Катарину.
Малин сама понимает неуместность этого вопроса, лицо Катарины искажает презрительная гримаса.
— У вас богатая фантазия, инспектор, однако сейчас, по-моему, не время давать ей волю.