Осетинские нартские сказания
Шрифт:
– Бог богов, мой бог! Если я зачем-нибудь нужен тебе и наделен тобою хоть небольшим счастьем, то повели солнцу греть с такой силой, чтобы у лысого голова треснула, а медный череп расплавился.
Вышел из крепости сын Хиза Челахсартаг и стал дожидаться Сослана. Но Сослан не идет. Ждет сын Хиза, а солнце греет все жарче, и расплавилась тут медная крышка черепа Челахсартага, сгорел его мозг, и, не сходя с места, умер Челахсартаг.
Увидел это Сослан, вошел в крепость и сказал Бедохе:
– Я убил отца твоего. Теперь ты моя.
– Я согласна быть твоею женой, - ответила Бедоха.
– Только
И велел тут Сослан выстроить большой склеп, и положили в него мертвого Челахсартага.
– Я похоронил твоего отца, - сказал Сослан Бедохе.
– Какую еще отговорку придумаешь ты?
– Хочу я своими глазами увидеть, как похоронен отец мой, - сказала Бедоха, - и тогда да благословит нас бог.
– Ну, что же, пойдем, и взгляни сама, - сказал Сослан.
Не видел Сослан, что булатные ножницы спрятала Бедоха в своем рукаве. Взглянула Бедоха на мертвого отца, ножницами пронзила она свое сердце и замертво упала на труп. И пришлось Сослану похоронить ее рядом с отцом.
– Много несчастий пережил я, но такого еще не случалось со мной, - сказал Сослан.
Да и как было не горевать ему о красавице Бедохе, которой он столько лет добивался? Решил он постеречь тело своей возлюбленной. Три дня и три ночи сидел он у ее изголовья и вдруг видит: из угла склепа выползла змея и подползает к телу Бедохи. Схватил Сослан свой меч и надвое разрубил змею. Хвостовая половина змеи осталась на месте, а та половина, где голова, быстро уползла обратно в норку. Стал Сослан ждать, что будет. И вот видит он, что змея выползла из норы и держит она в пасти волшебную бусину - бусину исполнения желаний. Этой бусой потерла змея то место, где разрубил ее Сослан, и тут же срослись обе половины, и поползла змея прочь. Но Сослан ударил ее мечом по голове и убил насмерть. Вынул он из пасти ее бусу исполнения желаний и приложил к ране Бедохи. Вздохнула девушка, потянулась и сказала:
– Как долго спала я!
И ответил ей Сослан:
– Так долго, что чуть навек не уснула!
Вывел Сослан Бедоху из склепа и привел ее в свой дом. И весело зажили Сослан и Бедоха и крепко любили они друг друга.
Как Сослан спас Шатану из озера ада
Поехал Сослан в дальний поход, в ту сторону, откуда восходит солнце. Выше земли, ниже облаков мчит Сослана конь его, силою своей равный буре. Некоторые нартские юноши были злы на Сослана, и когда он уехал в поход, стали придумывать они, какую бы рану побольнее нанести сердцу Сослана, какое бы зло причинить ему. И сговорились они так:
«Давайте бросим мать его Шатану в озеро Ада, - живую пошлем ее в Страну Мертвых».
Пришел к Шатане один из юношей и сказал ей:
– Сегодня пятница, а жить тебе осталось до следующей пятницы. Поэтому торопись, замаливай за эту неделю все грехи свои - в следующую пятницу мы бросим тебя живьем в озеро Ада.
Затосковала Шатана, заголосила она, крупными бусами посыпались слезы из глаз ее. И стала придумывать Шатана, как сообщить ей об этой беде сыну своему, из камня рожденному Сослану. Находчива была Шатана. Испекла она три медовых лепешки, побежала к реке и села на тот
– Бог богов, мой бог, пришли мне такую птицу, которая донесла бы до Сослана мое слово.
Сидит Шатана, ожидает. И вот видит: ястреб летит над нею.
– Эй, ястреб, великим подарком я бы тебя одарила, если бы полетел ты вестником тревоги в ту сторону, откуда восходит солнце, и сказал бы Сослану, что недруги его хотят живьем мать его послать в Страну Мертвых. Скорей возвращайся, Сослан.
– Еще худших несчастий желаю я Сослану, - прокричал сверху ястреб в ответ Шатане.
– Все ущелья и овраги завалил он тушами убитых зверей, а все мало ему - и когда я вылетаю полакомиться его добычей, он стреляет в меня.
Улетел ястреб, а следом за ним, над головою Шатаны, каркая, тяжело пролетела ворона. И к ней обратила Шатана свою, подобную песне, мольбу:
– Ворона, черная ворона, прошу тебя, толстошеяя, полети ты туда, откуда солнце восходит! Не впервой тебе быть вестником несчастья. Прокаркай Сослану, что хотят нарты бросить мать его живьем в озеро Ада. Услужи мне, и я так одарю тебя, что ты запомнишь об этом навеки.
– Нет, не полечу я, Шатана, вестницей о твоем несчастьи. Бывало, сын твой Сослан набьет полное ущелье дичи, но даже косточки никогда не оставит он мне, - прокаркала ворона.
– Хотела бы я тебя видеть в беде еще большей.
– Будь же ты отвержена навеки среди птиц, - прокляла ее Шатана.
Улетела толстошеяя ворона. Плачет в отчаянии Шатана. И тут прилетела на плач ее тонкошеяя сорока, и к ней взывает Шатана:
– Ускакал сын мой Сослан в ту сторону, где восходи г солнце, донесла бы ты до пего тревожную весть, что хотят нарты бросить живьем его мать в озеро Ада. Какой бы я сделала тебе драгоценный подарок!
– Хоть бы одним глазом посмотреть на такое горе Сослана, - прострекотала сорока.
– Или ты не помнишь, как он меня хлопнул метлой, когда я утащила куриное яйцо из твоего курятника? Насилу я тогда спаслась от него и в жизни никогда этого ему не забуду.
Закрыла лицо руками Шатана и заплакала горько. Вдруг услышала она над ухом щебетанье ласточки:
– Что за горе у тебя, добрая Шатана? О чем ты льешь слезы?
– ласково спросила ласточка.
– Как мне не плакать?
– ответила Шатана.
– До пятницы осталось недолго. А недруги мои хотят в пятницу живьем бросить меня в озеро Ада. Сын же мой и заступник мой Сослан находится в дальнем походе, и некому за меня заступиться.
– Голову свою я готова отдать, лишь бы помочь тебе, - сказала ей ласточка.
– Я в жизни никогда не забуду, как спасла ты птенцов моих из хищной кошачьей пасти, выкупала их в парном молоке и уложила обратно в мое гнездо.
– Если так, то лети туда, ласточка, откуда восходит солнце, найди там Сослана, который на целый год уехал в поход, будь вестником тревоги - скажи, что недруги его хотят в пятницу бросить его мать в озеро Ада. А потом возвратись обратно ко мне, и я никогда тебе этого не забуду.
– Как не согласиться мне быть вестником тревоги твоей, прославленная Шатана, как могу я забыть, славная Шатана, твои благодеяния?
– ответила ласточка.
– Я сейчас же полечу к нему. Но вдруг он не поверит мне?