Ошейник для Лисицы
Шрифт:
Я же судорожно пытался сделать хоть один маленький вдох. Казалось бы — нет ничего проще, но воздух почему-то не шёл в лёгкие. Я лежал на спине и просто задыхался, сам не зная от чего. В драке я не чувствовал боли, но сейчас она давала о себе знать. Болело всё тело, и я никак не мог понять почему. Я попытался перевернуться, и, как только я коснулся боком пола, из моей пасти хлынула кровь, а всё тело пронзила боль, как от удара хлыстом. Я понял, что у меня сломано ребро, и попытался перевернуться на другой бок. С большим трудом, всё ещё задыхаясь, я опёрся на лапу и смог наклонить своё тело. И вновь из пасти и носа хлынула кровь, и, только когда её поток прекратился, я смог отдышаться. В пасти стоял вкус крови, и к горлу подступил ком. Я попытался откашляться, но вместо этого меня стошнило на пол гостиной. Но, когда я снова попытался вдохнуть, мне это не удалось. Сломанное ребро давило на лёгкие, и это вызывало страшную боль. Мне казалось, что сейчас моё тело переломится напополам… Сделав ещё одно усилие, я смог перевернуться на живот. Меня снова вырвало, и кровь из носа закапала интенсивнее.
Я медленно пополз к кухне, где можно было найти что-нибудь лечебное или обезболивающее, но быстро понял, что просто не успею. Даже если доползу до кухни живым, я не смогу встать на ноги, чтобы достать до верхних ящиков, где Эмерлина обычно хранила лекарственные настои и травы. Я попытался закричать, позвать на помощь, но вместо звуков из моей пасти вырывалось какое-то бульканье. Да и если бы я смог кричать, то это было бы бесполезно: вокруг замка не было ни души…
Я дополз до лестницы и положил голову на ступеньку, пытаясь хоть как-то остановить кровь. Лисье тело удивительно живучее, у меня должно было хватить сил выжить, если…
Кто-то мягко подошёл ко мне сзади. Так мягко, что я сразу понял, что это был лис. Не оборачиваясь и не принюхиваясь. По звуку шагов. Тело на это отреагировало сразу — я попытался перевернуться, встать и, если придётся, дать бой.
Но я не смог. Изенгрин был слишком силён…
Незваный гость присвистнул. Я не пытался ему ответить: все оставшиеся у меня силы уходили на то, чтобы не закрывать глаза…
Потом этот лис взял меня за ноги и поволок куда-то; но я не сопротивлялся. Я волочился как тряпка, вытирая собой пол…
Незнакомец дотащил меня до другой лестницы, ведущей в нашу с Эмерлиной спальню. Он ловко подбросил меня и подхватил на лапы. Сквозь мутную пелену, которая сгущалась перед моими глазами, я смог различить очертания лисьей морды, густую белую шевелюру и чёлку, доходившую до глаз. На шее у него болтался плащ, какой — я не видел. Лис печально посмотрел на меня и покачал головой. Мне почему-то вдруг стало необычайно хорошо и легко: тело снова будто перестало существовать, голова стала пустой, как дуршлаг, а желудке воцарилась пустота…
Я почему-то подумал, что ему можно доверять, а потом закрыл глаза и потерял сознание…
«Ну и смрад!» — подумала я, проходя мимо какого-то дома. Эти чёртовы падальщики не обращают внимания на подобные запахи, но мой лисий нос морщился и отказывался дышать. Казалось, что вся их территория пропахла смертью и гниением. Надо было уже убираться с враждебной земли, благо жемчужина уже была надёжно спрятана во внутреннем кармане левого сапога. То, что в сапогах есть пара потайных карманов, я сама обнаружила совершенно случайно, но они оказались весьма полезны. Никто не додумается обыскивать сапоги, а значит, есть шанс сохранить самое ценное, например красную жемчужину. На это я сейчас и надеялась, прижимаясь к холодной и сырой стене дома Тардифа, откуда только что увела сию драгоценность.
Но у меня здесь ещё оставались некоторые дела.
— Эй! Это что ещё за… Эй! Ребята! Тут какая-то лисица!
Меня заметили!
Я остановилась и перестала прижиматься к стене.
Ко мне приближался отряд из десятка гиен. Все держали оружие наготове и внимательно всматривались в меня. Я знала, что они подумают. Один из них, очевидно самый зоркий, вдруг опустил оружие:
— Не какая-то! Эта же та самая шлюха, которую мы поймали год назад! Видите ошейник?
Моё сознание затопила дикая ярость. Лапы напряглись, сердце начало биться медленнее и сильнее…
— Эй, ты! Давай, ползи сюда, будешь моей подставкой для ног!
— Давай, давай! Это же такая честь для тебя!
Мерзавцы. Что они знают о чести?!
— Небось соскучилась по острым ощущениям, ещё хочет! Ползи сюда, сучка, я покажу тебе, на что мы способны!
— Давай, шлюха! Тебе же это нравится!
— Бросай оружие и поклонись своим господам!
Это было последней каплей…
Арбалеты выскочили почти сами собой.
— Эй, убери оружие! Я не разрешал тебе его иметь!
Гиены рассмеялись.
— Зато я разрешаю тебе побыть моей сучкой!
— НИКОГДА!!!
Три секунды. Девять выстрелов. Пять с левой лапы и четыре с правой. Девять трупов со стрелами в головах. И только тот, самый наглый, стоит передо мной и дрожит от страха. Теперь его очередь бояться. Так пусть ему будет страшно…
— Эй, что ты делаешь?! — он потянулся за кинжалом, но стрела тут же пробила ему лапу. — Чёрт! — он попытался убежать, но я прострелила ему ноги. Он упал на живот и попытался ползти.
Я подошла к нему и пинком перевернула его на спину. Поставила ему сапог на грудь и вдавила каблук в его тело. Гиен закричал.
— Помнишь меня, ублюдок?
— Помню…
— Помучить бы тебя два месяца, так же как и вы меня. Но я просто лишу тебя всего. Убивать тебя было бы слишком большой милостью с моей стороны.
— Иди ты…
Я направила арбалет ему на целую лапу и несколько раз выстрелила. Конечность стала похожа на помесь змеи с ежом. Потом вторую лапу и обе ноги. С такого расстояния стрелы пробивали его плоть насквозь и застревали в земле. Гиен лежал, приколоченный к земле тонкими стрелами. Левая лапа была практически разорвана, виднелась кость. Кровь из израненных конечностей текла бурым неравномерным потоком, пульсировавшим в такт ударов сердца.
Я стояла и смотрела не него. Свысока, как когда-то это делал он. Смотрела на живое существо, которое корчилось от дикой боли. У которого больше не будет ни ног, ни лап. Но он это заслужил…
Он закричал. Ему было больно, невыносимо больно. Я знала это. Я хотела сделать ему больно, хотела, чтобы он умолял меня о пощаде, о смерти. Хотела, чтобы он стал никем, всего лишь телом, у которого нет ни мыслей, ни чувств — только заполненный болью разум…
Последней стрелой в левом арбалете я отстрелила похотливому уроду яйца. Теперь это станет ему настоящим наказанием. Неподалёку уже слышался топот охраны и звон оружия. Я ещё раз напоследок пнула полумёртвое тело и одним движением заправила в оружие ещё по двадцать стрел.