Ошибка 95
Шрифт:
– Открой, сволочь!.. – донеслось из контейнера. Но Астахова не впечатлили ни исступленные вопли Айвена, ни жалкий скулеж Милы. Он лизнул еще раз, а затем еще и еще. Мила до боли сжала губы и зажмурилась, чтобы не видеть этого жуткого, странно размякшего лица. Скоро ее губы и подбородок стали скользкими от слюны, тогда Астахов приложился к ним щекой и стал тереться. Мила уже не могла выть, она только хрипела, затем и хрип исчез, а дыхание стало походить на судороги. Астахов продолжал тереться о ее губы, это длилось целую вечность. Слюна стала высыхать, оставляя отвратительный запах, кожа липла к коже,
Наконец, Кибераполлону надоела эта игра. Он уперся обеими руками в грудь жертвы и приподнялся. Мила с ужасом почувствовала, как расплющивается ее грудная клетка. Вдруг руки освободились. Она вцепилась в локти Астахова и с силой вогнала в них в них сломанные ногти. Кибераполлон дико взвыл и на секунду отпрянул назад. Мила успела глубоко вдохнуть. Тут же удар в плечо заставил ее вскрикнуть, затем последовал новый удар, в то же самое место, – так бьют мальчишки, когда повздорят. Но нет, Кибераполлон не был мальчишкой. Он был психом. Его рука вновь схватила Милу за горло.
– Говори, что любишь меня, или сдохнешь!..
Мила попыталась убрать его руку, но у нее почти не оставалось сил. Она просто держала его за запястье и смотрела широко открытыми глазами на вздрагивающие пухлые губы Кибераполлона.
– Говори, что любишь, или я…
В какой-то миг она сдалась, поняла, что согласна на все, лишь бы эта толстая отвратительная рука перестала ее душить. Мила попыталась выдавить из себя жуткую противоестественную фразу, но внезапно мир перед глазами сузился, и ее окутала тьма…
Глава 10
После такого хлопотного дня не мешало бы пропустить с друзьями по пивку, но сегодня вторник, значит, придется подождать до завтра.
Улыба совершил путешествие до кухни, где съел целого цыпленка, фаршированного рисом, пообщался с любимой женой и напоследок заглянул в детскую, в которой Том, Денни и Ральф притворялись, что делают домашние задания. Поочередно поцеловав сыновей в стриженые макушки, Улыба с чувством исполненного долга отправился в гостиную на свой любимый диван перед громадным экраном головида. Включив его, он улегся, достал из кармана пакетик арахиса и попытался предаться благодушному настроению, но что-то не давало расслабиться в полной мере. Шел баскетбол. Играли «Молнии» из Никты и «Белые медведи» из девятого региона. Глядя на великанов-баскетболистов, локти и колени которых то и дело мелькали в пространстве гостиной, Улыба убрал голос комментатора и погрузился в неприятное состояние, которое мешало ему наслаждаться игрой, диваном и лакомством.
Какое-то неясное воспоминание постоянно всплывало в памяти, щекотало и вновь пряталось, стоило Улыбе внимательно к нему приглядеться. Это касалось чего-то недавнего, что произошло вчера, а может, даже сегодня. Улыба попытался произвести ретроспекцию событий минувшего дня.
Рассеянно глядя на игру, он старался эпизод за эпизодом вспомнить то, что происходило сегодня. Прежде всего, на ум пришли перерывы на еду, вид пищевых упаковок, вкус пирожков с курицей, хруст маленьких шоколадных безе, затем вспомнилось упрямство Руди, его слегка насмешливый тон, не слишком удачные попытки Улыбы перевести все в шутку (а
В эту минуту акустическая система низвергла на Улыбу шквал криков и свиста болельщиков, какое-то смятение произошло в толпе навалившихся друг на друга спортсменов. Улыба приподнялся на локте и пакетик с арахисом перевернулся, орешки просыпались на живот, а с него – на диван. Улыба стал шарить руками, подбирая их и отправляя в рот. Двое баскетболистов из «Белых медведей» налетели на Чака Гордона, и все трое упали. Ступни Улыбы, касающиеся пола, ощутили легкую вибрацию. Камера оператора совершила наплыв на центр событий, и глазам зрителей предстала голова Гордона, зажатая «в замок» мощной рукой одного из «медведей».
Яростный взгляд спортсмена обращен прямо на зрителей. Голова поворачивается, что-то происходит, вскрик… Меняется ракурс. Другая камера (уже издалека) показывает поднимающихся спортсменов. Что это? Гордон согнулся от боли, он держится за ухо, и по руке его течет кровь.
Ухо!
Улыба чуть не подскочил на месте.
«Ухо»! Вот что его тревожило. Они с Руди установили минирадар, который на полицейском жаргоне называли «ухом». Когда же случился сбой в работе оборудования? До того, как Руди установил «ухо» или после?
Но память сохранила только воспоминание о разговоре с капитаном из группы захвата о том, что был какой-то сбой, но теперь все хорошо, можно работать дальше, группа захвата не нужна.
Кто же и зачем их вызывал? – задумался Улыба, чувствуя, как неприятный холодок прокатился вдоль позвоночника.
Мысли его тут же переключились на полицейское управление, где он писал краткий отчет о наблюдении. Отразил ли он в нем, что во время смены была вызвана группа захвата?
Отчет – это, конечно, формальность, но все же документ, который потом долгое время хранится в архиве.
Улыба опять с ужасом подумал о диспетчере: он все знает, в памяти компьютера зафиксирована вся смена, каждая секунда.
Не вел ли он себя как дурак? Черт, что за странный день сегодня?
Захотелось позвонить Уокеру, попытаться его разговорить и аккуратно выяснить, что необычного происходило в течение дня. Но что, если тот только и думает, докладывать ли руководству о подозрительном поведении компаньона или нет, и тогда этот поздний звонок будет ничем иным, как последней крупицей на весах сомнения Руди. Нет, Уокеру звонить ни в коем случае нельзя. А что же делать? Думать, напрягать память, искать ассоциации, вот что.
Улыба выключил головид и задумался. На ум пришла брошюра «Память и забывание», которую он читал полгода назад. Чтобы вспомнить события, выпавшие из цельной картины минувшего дня, он стал один за другим гасить неприятные эмоциональные впечатления, полученные в течение смены.
Напарник пытался руководить им во время полета, и Улыба проглотил эту бесцеремонность, сделал вид, что ничего не произошло. А что, в сущности, происходило? Они – компаньоны, Руди – нормальный парень, он хотел, чтобы все было путем, а Улыба погряз в мелком тщеславии, за которое он не станет себя винить, просто осознает…