Ошибка природы
Шрифт:
— Лариков, а зачем тебе этот «Ронсон»? — спросила я нежно. — Ты ведь не куришь…
— Это подарок, — ответил Лариков.
— От Мещерского, — кивнула я. — Продаетесь, милейший! За понюшку, можно так выразиться, табаку!
— Ага, продаюсь, — усмехнулся он. — Ну так делать-то что будем?
— А совесть тебе что подсказывает?
— Я же частный детектив, — развел он руками. — Когда отправляешься в частный сыск, о совести надо забыть.
— А я и не знала. Представь себе, не успела расстаться с этим атавизмом!
— То есть
— Нет, миленький! Газеты я не люблю, они все уже давно продаются и покупаются! Прокуратуре, солнышко! Мы этого вот замечательного юношу должны передать именно в их ведение!
— Слушай, наивная крошка, ты всерьез считаешь, что нас с тобой погладят потом по головке? — усмехнулся Лариков. — Завтра к ним придет Мещерский, ему с готовностью расскажут, кто презентовал в фонд прокуратуры вот эти фотографии, — да он и сам без труда догадается! А потом, Сашенька, наши с тобой красивые и молодые трупы обнаружат на городской свалке — еще одно нераскрытое дельце, не больше! Все остается на своих местах! Наш мальчик по-прежнему развлекается, успешно зашибая баксы, и все дружно делают вид, что нас с тобой на свете никогда не было!
— А ты не задумывался о карьере «мастера ужасов»? — улыбнулась я.
— А ты никогда не работала в прокуратуре, — напомнил он. — Ты сидела спокойно дома, изучая творчество Франсуа Вийона и старофранцузский язык. Твои глаза видят только светлые краски.
— За время общения с тобой, Ларчик, я начала различать и оттенки черного. Только я буду не я, если позволю этому типу остаться на воле!
— И каким же это образом? — хмыкнул Лариков.
— Повешу на него какое-нибудь убийство, — поделилась я своими далеко идущими планами. — Сфабрикую улики. Умело его подставлю! Посмотри на эту мразь — ты хочешь увидеть его вместе с папашей на «грандовом» политическом подиуме?
— А там все примерно такие, — махнул рукой на общество Лариков. — Так что парень этот один из многих, Саша. Не более того…
— Да не спорю, — отмахнулась я. — По сравнению с Баркашовым-то он просто лапушка. Воплощение невинности и христианских добродетелей…
— Я познакомлю тебя с одним человечком, Сашенька, — произнес Лариков после достаточно утомительного молчания. — Может быть, он просветит тебя в этом отношении… Тогда ты поймешь, что лучший выход для нас с тобой, девочка, отдать фотографии Мещерскому, и пускай со своим потомком сам разбирается. Так что в темпе создавай подробный отчет и не бери все это в голову.
Ладно… Не стану же я откровенно бунтовать!
Я обратила свой правдолюбивый взор на экран монитора. Немного потружусь, и мое досье будет готово.
«Мещерский Владислав Николаевич. Год рождения — 1972. Причина расследования — обращение отца. Подозрение в связях с группировкой «ТМ».
— Пакостная организация, — поморщилась я. — Слушай, ему что, делать нечего? У папочки денег куры не клюют, а он вползает в эту группу агрессивных дебилов и рэкетирует старушек, торгующих семечками. Малышу явно некуда приткнуть свои огромные силы!
— Власть, — коротко бросил Лариков. — Пацану хотелось доказать свою значимость!
— Да не пацан он, — ответила я. — Гаденыш. Мне он за пару суток тесного соседства показался хуже рвотного порошка!
— Сашка, я тебя уволю, — вздохнул Лариков. — Тебе надо работать не у меня. — Нет, именно у тебя. Поскольку я представляю светлое и совестливое начало.
— Спасибо. Я, значит, начало темное и бессовестное.
— Конечно. Иначе согласился бы со мной и посадил не только мальчугана, но и всю его компанию. А заодно с ними и папу. Потому как я подозреваю, что у папеньки нашего дружки не лучше. Постарше — может быть, но та же примерно фактура. Вот, сам погляди, экий красавчик!
Я ткнула пальцем в физиономию на фотографии. Владик Мещерский с этим типом обнимался. Судя по их радостным физиономиям, они были в восторге друг от друга!
А физиономия-то принадлежала личности весьма и весьма знаменитой! А именно — крутому малому, который пас «бандитствующее» стадо микрорайона Рабочий, известное тупой и малоосмысленной жестокостью. Меня бы и под пушками не загнали в этот достославный район вечером без пулемета.
— Какого черта он к нам обратился? — проворчала я.
— Чтобы прихватиться к выборам, — объяснил Лариков. — Понять, чего можно ожидать от противников. Поняла?
— Ох, а сколько он тут наговорил красивых речей! — возмутилась я. — »Спасите ребенка! Ребенок в дурном обществе!» А если взглянуть на этого вот «ребеночка» — в коленках дрожь появляется! Интересно, а «детские утреннички» для маленьких дружков своего сынишки он устраивает?
— Второй вариант. Он этого действительно не знал!
— А я не знаю, сколько будет дважды два, — хмыкнула я. — Если тебе так хочется!
— Сашка, работай, — попросил он. — И не лезь ты в политику, ради Христа! Ты еще слишком маленькая…
— Я в нее не лезу. Просто терпеть не могу вот этих ребят. И никакого желания отдавать им мое место под солнцем без боя не имею!
Ах, если бы я в тот момент знала, что за бои мне предстоят!
Может, отказалась бы от места под солнцем добровольно!
Владик Мещерский был, на мой взгляд, из той породы людей, от отсутствия которых человечество ничего бы не потеряло.
Хорошо откормленный, с румянцем во всю щечку. Одетый с иголочки. Во взгляде его красивых очей явственно читалось чувство хорошо осознанного и взлелеянного превосходства над нами, серыми и недоразвитыми «лохами». Конечно, я могла понять это его заблуждение на свой счет. Если разобраться, большинство народонаселения внимало речам его папеньки с полным и неослабевающим восторгом, тогда как для мало-мальски сообразительного человеческого существа набор фраз, используемых в надлежащих речах, показался бы просто полной абракадаброй.