Ошибка просветления
Шрифт:
Сознание должно промыть себя: оно должно очиститься от каждого признака святости, каждого следа порочности, ото всего. Даже то, что вы считаете «святым и священным», является загрязнением в этом сознании. Это происходит не по твоей воле; как только разрушены границы – но не с помощью твоих усилий, не через твою силу воли – тогда шлюзы открываются и все выходит. В этом процессе вымывания происходят все эти видения. Это видения не снаружи или внутри тебя; вдруг ты сам, все твое сознание принимает форму Будды, Иисуса, Махавиры, Магомета, Сократа – только этих людей, которые вошли в это состояние; не великих людей, не предводителей человечества – это очень странно, – но только тех людей, с кем произошла такая штука.
Одним из них был цветной мужчина (не совсем цветной мужчина), и в то время я мог рассказывать людям, как он выглядел. Затем какаято женщина
Но там все еще остается разделение – ты и форма, которую приняло сознание, скажем, форма Будды, или Иисуса Христа, или бог знает кого – та же ситуация: «Как я могу знать, что я в этом состоянии?» Но это деление не может оставаться долго; оно исчезает и приходит чтото другое. Сотни людей – вероятно, нечто произошло со многими сотнями людей. Это часть истории – так много риши, некоторые западные люди, монахи, много женщин, и иногда чтото очень странное. Понимаешь, все, что люди испытали до тебя, есть часть твоего сознания. Я использую выражение «все святые выходят маршем»; в христианстве есть гимн «Когда святые входят маршем». Они покидают твое сознание, потому что больше не могут там оставаться, потому что все это примесь, загрязнение.
Можно сказать, вероятно (я не могу заявлять чтото определенно), это изза воздействия на человеческое сознание «взрывов» всех этих святых, мудрецов и спасителей человечества в вас есть эта неудовлетворенность, есть нечто, как будто постоянно пытающееся вспыхнуть. Может быть, это так – я ничего не могу об этом сказать. Можно сказать, что они присутствуют, потому что подталкивают тебя к этой точке, а как только эта цель достигнута и они сделали свою работу, они уходят – это только предположение с моей стороны. Но это вымывание всего хорошего и плохого, святого и порочного, священного и нечестивого должно случиться, иначе твое сознание все еще загрязнено, все еще нечистое. Все это время процесс продолжается – их сотни и тысячи – и потом, понимаешь, ты возвращаешься в это первозданное, изначальное состояние сознания. Как только оно стало чистым, от себя и само по себе, тогда ничто не может задеть его, ничто больше не может загрязнить его. Все прошлое вплоть до этой точки присутствует, но оно больше не может воздействовать на твои действия.
Все эти видения и все такое происходило в течение трех лет после «катастрофы». Теперь все закончилось. Разделенное состояние сознания больше не может функционировать; оно всегда в неделимом состоянии – ничто не может задеть его. Может происходить что угодно – мысль может быть хорошей мыслью, плохой мыслью, телефонным номером лондонской проститутки… Во время моего бродяжничества в Лондоне я, бывало, разглядывал эти телефонные номера, приколотые к деревьям. Меня интересовали не проститутки, а эти номера. Мне нечем было заняться, кроме как смотреть на эти номера. Один номер засел здесь, он приходит, повторяется. Не важно, что приходит сюда – хорошее, плохое, святое, порочное. Кто здесь скажет: «Это хорошо; это плохо»? – все это закончилось. Вот почему мне приходится использовать фразу «религиозный опыт» (не в том смысле, в котором вы используете слово «религия»): он возвращает тебя назад к источнику. Ты снова в этом первозданном, изначальном, чистом состоянии сознания – назовите это «осознанием» или как угодно. В этом состоянии вещи происходят, и нет никого, кто заинтересован, никто не смотрит на них. Они приходят и уходят своим чередом, подобно текущим водам Ганги: втекают сточные воды, наполовину сожженные трупы, и хорошие вещи, и плохие – все, – но эта вода всегда чиста.
Самое удивительное и поразительное из всего этого было то, когда сенсорные органы начали свою независимую деятельность. Не было координатора, связывающего ощущения, и у нас были большие проблемы – Валентине пришлось иметь дело со всем этим. Мы ходили на прогулки, и я спрашивал: «Что это?» Она говорила: «Это цветок». Я проходил еще несколько шагов, смотрел на корову и спрашивал: «Что это?» Как ребенку, мне приходилось узнавать все заново (не то чтобы узнавать заново, но, понимаешь, все знание было на заднем плане и никак не выходило на передний план). Это началось – все это сумасшествие – «Что это за сумасшествие?» Я должен выразить это словами; не то чтобы я ощущал, что нахожусь в состоянии сумасшествия. Я был вполне здравым человеком, нормально себя вел, но эти смехотворные вопросы, которые мне приходилось задавать: «Что это? А это что?» Вот и все. Других вопросов не было. Валентина тоже не знала, как все это понимать. Она даже отправилась к ведущему психиатру в Женеве. Она бросилась к нему – она хотела понять, но в то же время она понимала, что во мне не было ничего безумного. Если бы я выкинул хоть одну безумную штуку, она бы от меня ушла. Ничего подобного; только странные вещи. «Что это?» – «Это корова». – «А там что?» – «Это тото». Это все продолжалось, и стало невмоготу и ей, и мне. Когда она встретилась с психиатром, он сказал: «Мы не можем ничего сказать о человеке, не увидев его. Приведите его». Но я знал, что внутри происходит нечто действительно фантастическое. Я не знал, что это такое, но это меня не беспокоило. «Зачем спрашивать, корова ли это? Какая разница, корова это, осел или лошадь?» Эта озадачивающая ситуация продолжалась долгое время – все знание было на заднем плане. Такая же ситуация и сейчас, но я больше не задаю этих вопросов. Когда я смотрю на чтото, я на самом деле не знаю, на что я смотрю, – вот почему я говорю, что это состояние незнания. Я действительно не знаю. Вот почему я говорю, что как только ты здесь, по какойто странной случайности, с этого момента все происходит на свой собственный лад. Ты всегда в состоянии самадхи; не может быть и речи о вхождении или выхождении из него; ты постоянно там. Я не хочу использовать это слово, и поэтому я говорю, что это состояние незнания. Ты действительно не знаешь, на что смотришь.
Я ничего не могу с этим сделать – не может быть и речи о моем возвращении назад; все кончено – это действует и работает другим образом. (Мне приходится использовать слова «другим образом», чтобы передать вам это ощущение.)
Кажется, как будто есть некая разница. Понимаете, у меня такая сложность с людьми, которые приходят встретиться со мной: они, кажется, не понимают то, как я функционирую, а я, кажется, неспособен понять то, как функционируют они. Какой диалог может быть между нами? Я разговариваю, как маньяк в бреду. Вся моя речь совершенно несвязна, как у маньяка – разницы тут не больше, чем на волосок, – вот почему я говорю, что в этот момент ты либо остаешься, либо убегаешь.
Разницы нет никакой, абсолютно никакой. Какимто образом, по счастливому случаю, какойто странной случайности происходит такая штука (мне приходится использовать слово «происходит», чтобы дать вам понять) и для тебя все заканчивается.
В: А те, кто «реализовался», тоже отличаются друг от друга?
У. Г.: Да, потому что их прошлый опыт различен. Это единственное, что способно выражать себя. Что там есть кроме этого? Мое выражение этого связано с прошлым опытом: как я боролся, мой путь, путь, которому я следовал, как я отказался от чужих путей – до той точки я могу говорить, что я делал или что не делал, – так вот, это никак не помогло мне.
В: Но такой человек, как вы (простите, что говорю «вы») отличается от нас. Мы вовлечены в свои мысли.
У. Г.: Он отличается не только от тебя, но и от всех других, кто, предположительно, находится в этом состоянии, изза его прошлого опыта.
В: Хотя каждый, кто предположительно прошел через этот «взрыв», уникален, в том смысле, что каждый выражает свой собственный прошлый опыт, должны же быть какието общие характеристики.
У. Г.: Это не моя забота; но, повидимому, твоя. Я никогда не сравниваю себя с кемто еще.
Вот и все. Моя биография окончена. Больше писать не о чем, и к ней нечего будет добавить. Если люди приходят и задают вопросы, я отвечаю; если они этого не делают, мне все равно. Я не устраивался в «святой бизнес» по освобождению людей. У меня нет никакого определенного послания для человечества, кроме как сказать, что все священные системы для получения просветления – это чушь и что все разговоры о достижении психологической мутации через осознание – вздор. Психологическая мутация невозможна. Естественное состояние может произойти только через биологическую мутацию.
Часть II
Я не собираюсь никого освобождать. Ты должен освободить себя сам, а ты не можешь сделать этого. То, что я скажу, не сделает этого. Я заинтересован лишь в том, чтобы описать это состояние, рассеять оккультизм и мистификацию, которыми эти люди в «святом бизнесе» все затуманили. Может быть, у меня получится убедить тебя не терять уйму времени и энергии в поисках состояния, которое не существует иначе как в твоем воображении.