Ошибка стюардессы. Человеческий фактор
Шрифт:
В этот момент самолет вошел в глиссаду. В животе запорхали бабочки, так обычно бывает, потому что во время глиссады те, кто находится в самолете, могут временами испытывать легкое состояние невесомости.
Все шло в штатном режиме. Еще немного, и колеса коснутся бетонки.
Вдруг моей старухе сделалось плохо. Не знаю, что на нее повлияло, – чувствительность к перемене места, изменение давления при посадке, утомление от дальнего беспосадочного перелета или то, что я испортила ей настроение.
Моя реакция на лице была совершенно непроизвольной. Теперь я очень
Думать надо, Лена, о своих обязанностях, ан нет, Лена опять вляпалась. Эх, если бы я тогда знала во что, то, наверное, смотрела бы на свою модную прихорашивавшуюся перед зеркальцем старуху холодно и бесстрастно, словно мраморная безрукая статуя Афины Парфенос в Лувре.
Глава пятая
Короче говоря, когда самолет вошел в глиссаду, моя старуха, увидев мою насмешливую реакцию на ее прихорашивания перед зеркальцем, вдруг страшно побелела, обмякла, откинула голову на спинку и закатила глаза. Ее тщедушная грудь заходила ходуном так, что мне с испугу показалось, что у нее началась агония. Руки несчастной вцепились в подлокотники кресла, а миниатюрный подбородок жалко вскинулся вверх.
– Она сейчас кони двинет! – густым надтреснутым басом сказал чей-то мужской голос.
– Пожалуйста, без комментариев, – сказала я в ту сторону, откуда только что пробасил очередной умник. – Мы окажем ей помощь, как только самолет произведет посадку. Всем оставаться на своих местах. Спокойно, все хорошо!
В этот момент колеса коснулись бетонки. Салон затрясся так, словно огромные руки злобного великана стали неистово трясти самолет, намереваясь вытряхнуть всю его начинку вместе с людьми.
Пассажиры притихли и невольно втянули головы в плечи. Каким бы ни был смелым человек, в этот момент все равно страшно, потому что не знаешь, как пройдет посадка, все может повернуться как угодно и в любой момент. Главное, быть пристегнутым, чтобы не разбить голову и не свернуть шею. Обидно, когда такое случается. Бывает, что после аварии самолет оказывается поврежден незначительно и после косметического ремонта его можно вернуть в строй, а человеческие жизни, которые были потеряны из-за не пристегнутых ремней, вернуть нельзя.
Именно в эти секунды самые боязливые начинают неистово хлопать в ладоши, подбадривая себя, – мол, худшее, что могло случиться, позади, ура капитану воздушного корабля, успешно посадившему самолет! Стадный инстинкт приводит к тому, что все подхватывают и начинают восторженно хлопать, словно зрители в зале Малого драматического театра после комедии «Горе от ума», прошедшей с участием Юрия Соломина.
Они не понимают, что самое опасное начинается как раз после того, как самолет касается земли. Никто не знает, что будет дальше, и здесь необходимы выдержка, спокойствие и готовность ко всяким неожиданностям, а вовсе не бурные аплодисменты.
Наконец, взревели двигатели, включенные на реверс. Неприятное вибрирование прекратилось, скорость послушно упала, и наш аэробус, словно коварный зверь, укрощенный опытным дрессировщиком воздушного цирка, покорно потрусил по бетонной полосе.
Раздалась команда Глебова:
– Бортпроводникам занять свои места!
В мои обязанности входило занятие места у выходного люка, чтобы обеспечить штатный режим освобождения салона. Для этого мне надо было подойти к люку и перевести рычаг включения автоматики из положения ARMED (красная подсветка) в положение DISARMED (зеленая подсветка). Сделать это следовало после полной остановки самолета.
Однако вместо того, чтобы броситься к выходному люку, я, отстегнув свой ремень, кинулась к своей старухе, потому что мне показалось, что в следующую минуту она просто умрет. Только старушечьего трупа мне сегодня не хватало, и без этого целое море неприятностей и хлопот!
Я била ее по щекам, массировала цыплячью грудь, дула в рот и растирала ее совершенно обескровленные уши так, что они вмиг сделались пунцовыми. Все было бесполезно, и я подумала, что она в самом деле умерла. По крайней мере, лицо у нее выглядело мертвым.
Женя пришел ко мне на помощь и посоветовал нащупать пульс. Я попыталась найти пульс, сразу не получилось, и я была так погружена в этот процесс, что не заметила, как самолет остановился.
Пассажиры сразу повскакивали со своих мест. Конечно, нашлись самые ретивые, которые, пользуясь тем, что мы заняты, ломанулись к выходу.
– Всем оставаться на своих местах! – крикнула я. – Вначале выходят пассажиры салона первого класса. Вас к выходу пригласят!
Пассажирский поток застопорился, а Женя как всегда совершил чудо. В тот момент, когда я все-таки нащупала у старушки пульс, он сунул бабуле под нос открытый пузырек с нашатырным спиртом, который взял из аптечки, а я, дура, про нее совершенно забыла.
Бабушка дернулась так, как будто ее тряхнуло электротоком, и пришла в себя.
– Так мы что, сели? – противным скрипучим голосом сказала она, недовольно поджав губы. – А почему тогда вы молчите, экипаж? Безобразие!
У меня словно гора свалилась с плеч. Я в изнеможении опустилась на корточки и прислонилась спиной к перегородке. Юбка треснула по швам, но мне было все равно. Главное, что пассажирка жива и здорова!
В этот миг со стороны выхода раздался сильный хлопок, и чей-то знакомый надтреснутый бас громогласно воскликнул: «Ого!»
– Да что у вас происходит?! – истошным голосом завопила моя воскресшая старуха. – Персонал совершенно не ловит мышей. Я буду жаловаться президенту Российской Федерации. Он быстро наведет порядок!
Пассажиры стали выкрикивать наперебой, кто со смехом, кто с сочувствием, кто с сарказмом.
– Молодец, бабуля!
– Ожила, и сразу в бой.
– Заткнись, старая дура!
– Ой, она, кажется, и впрямь совершенно ничего не понимает.
– Сейчас поймет!
– Кто там меня старой дурой назвал? – вдруг спокойно и весомо сказала бабушка. – Я вас всех переживу, глупые! Вы жить-то умеете? Вам одни только сладости подавай!..