Ошибка творца
Шрифт:
Рюкзак застыл, Броня медленно повернулась, вглядываясь в лицо под капюшоном. Надя поморщилась – да, она выглядит не бог весть как хорошо, но и не так уж чтобы совсем ее не узнать.
– Привет, – растерянно улыбнулась Бронислава и подошла поближе.
– Спасибо, – Надя кивнула на рюкзак, – ты меня очень выручила.
Броня пожала плечами, одновременно высвобождая их от рюкзачных лямок:
– Да ничего. Ты бы поступила так же на моем месте.
Надя неопределенно улыбнулась. Ну, конечно.
– Но я не просто принесла тебе провизию со спальным
– Нет? – продолжала вежливо улыбаться Надя.
Бронислава помотала головой.
– Я знаю, кто вас убивает.
– «Вас»? – Надя нахмурилась, сохраняя на губах легкую улыбку.
– Ты понимаешь меня. Детей Шварца.
– Калужкин донес? – усмехнулась Надя.
Броня кивнула.
– И кто же? – Надя не отрывала взгляда от широкого Брониного лица: кровь с молоком, нежнейшая россыпь веснушек и глаза – синие. Раньше Надя их цвета не замечала.
– Я не могу тебе тут объяснять. – Броня обернулась, нашла взглядом парочку подростков и старика, ожидающих на платформе. – У меня есть возможность все это прекратить, раз и навсегда.
Надя вздохнула. Бред институтки? Не похоже. Черт ее знает, в чем ей мог там признаться влюбленный Калужкин? Возможно, есть что-то, что она упустила? А если так, то существует только одно место, где можно поговорить без свидетелей.
Маша
Маша вздрогнула, услышав, как в душной темноте впереди открылась дверь. На секунду она увидела на фоне параллельно бегущих кабелей в фантомном галогенном свете туннеля два силуэта. Одна из фигур была явно Надина. Второго человека Маша сразу не опознала.
– Доставай фонарик, – услышала она голос Нади.
– Сейчас, – ответил шепот. Что-то тяжелое упало на пол. Послышался звук открываемой молнии. – Вот.
Крупный луч от явно большего, чем у Маши, фонарика заметался по стене. Маша встала, подобравшись: прежде чем объявить о своем присутствии, ей хотелось понять, с кем она имеет дело.
– Поставь его на пол, вертикально. – В голосе Нади послышалось легкое раздражение. – И можешь не шептать, тебя тут, кроме меня, все равно никто не услышит.
– Сейчас-сейчас. – Голос, набрав силу, оказался женским и смутно знакомым.
Луч, чуть дернувшись, уперся в сводчатый потолок, освещая краем рюкзак цвета хаки и чьи-то колени, покрытые темной юбкой. Рюкзак задвигался.
– Вот. – Голос аккомпанировал движению рук. – Это спальный мешок. Еще моего деда. Он обожал в походы ходить на байдарках – тогда было модно среди ученых. Он у меня математик, не биолог. Тут – тушенка, я еще яблок купила…
Маша, так и оставшаяся стоять, вжавшись, в стену, выдохнула: «Господи, да это же Бронислава! Достало же наглости у Нади Шварц обратиться к ней за помощью! Впрочем…»
– Хватит. – Это Надя, войдя в зону света, подошла к рюкзаку почти вплотную. – Ты обещала мне сказать, кто убийца?
– О, тут очень интересно. Ты же думала на своего папу? – Броня, двинувшись чуть в сторону, наконец тоже стала видна:
– Думала. – Надя сделала еще шаг вперед, и Маша нахмурилась: лицо дочери Шварца в вертикальном луче казалось странным, совсем незнакомым – тень и свет распределялись на нем абсолютно иначе. Оно стало пугающим и… некрасивым. – Но ошиблась.
– Не совсем. – Бронина полная рука продолжала деловито опустошать рюкзак. – Вот еще: я кофту тебе взяла свою старую. Но она очень теплая.
– Здесь не холодно. Так в чем я ошиблась? – Надя сжала губы: раздражена? Злится?
– Надя. – Руки Брони аккуратно положили кофту сверху на спальный мешок. – Ты не ошиблась. Твой папа и правда убил. Два раза. Первый раз – Алису Канунникову в ее особняке. Второй – Ираклия Джорадзе. Скинул с небоскреба. Ну, ты знаешь.
– А потом? – Голос Нади звучал напряженно, а Броня все продолжала освобождать рюкзак – бездонный он у нее, что ли?
– А потом ты его убила, – продолжая копаться в рюкзаке, сказала спокойно, как о чем-то будничном, Броня.
– В том-то все и дело. – Маша увидела, как Надины губы изогнулись в болезненной усмешке. – А убийства не прекратились.
– Правильно. – Броня встала, отряхнув ладонью юбку.
– Сначала был тот манекенщик. Потом – политик.
– Да. – Броня сделала шаг вперед. – Я нашла пистолет в сейфе у твоего отца. Но не отдала полиции – видишь ли, не хотела его… компрометировать. Я ж понимала, он никогда бы не стал использовать оружие без крайней нужды. А потом Евгений Антонович все мне рассказал. Но Евгений Антонович человек мягкий. Слишком мягкий. – Она помолчала. – Знаешь, тот склеп на кладбище, куда упал Елисей, он же наш, моего прапрадеда. Я там часто гуляю…
Нет… Маша сделала шаг от стены. Не может быть…
– Кто-то же должен был закончить дело Бориса Леонидовича. Быть настоящим ученым – это ведь еще и уметь брать на себя ответственность за неправильные научные выводы. Ты согласна?
– Я не понимаю. – Надя отступила, выйдя из столба света. Она и правда все еще не понимала.
А Бронислава сделала еще один спокойный шаг вперед.
– «Всему свое время, и время всякой вещи под небом: время рождаться, и время умирать; время насаждать, и время вырывать посаженное; время убивать…» – процитировала Бронислава будничным голосом, будто продолжала перечислять собранные в рюкзаке вещи.
Лицо девушки, теперь оказавшееся на свету, приобрело какую-то торжественность и эпическую монументальность немецких скульптур эпохи ар-деко. Из тех, что олицетворяли великие реки Германии: Рейн и Эльбу. Мощные лбы и массивные подбородки, прямой нос, глаза под тяжелыми веками… Не Бронислава – Брунгильда. Вагнеровская валькирия в деле.
– Нет! – вскрикнула, поняв наконец, что происходит, Надежда Шварц. – Не подходи ко мне!
– Не буду, – так же спокойно пообещала Бронислава и подняла руку. Маша не видела, что в ней, но не сомневалась – тот самый шварцевский пистолет.