Ошибка Выжившего 2
Шрифт:
— Не должно играть важной роли? Почему ты так думаешь?
Стиляга поморщился.
— Ты спокойно жил и без этого знания. И, к моему сожалению, приятель, будешь жить дальше. Если к тебе придёт другой осколок, то просто выстрели ему в голову. Или взорви её. Есть много способов убить самого себя, Фишер. Уверен, ты попробуешь их все. Твоё нынешнее самоопределение устраивало тебя, так зачем менять это? Просто донеси эту мысль… остальным.
Было видно, как тяжело давались эти слова мужчине. Он не чувствовал ко мне никакой эмпатии и уж тем более сострадания. Лишь страх, спрятанный
Я бы даже сказал, если бы он оказался на моём месте, то сам бы так и поступил. Точнее, совсем не так, но мыслил бы как минимум в похожем направлении. Заниматься самоуничтожением очень увлекательно только первое время. Дальше уже нужно думать над тем, что с этим делать.
Параллельно уничтожая самого себя.
Голоса в голове утихли. Пространство вокруг меня стабилизировалось. Я ненадолго задумался, вновь взглянув на кисть в своей руке.
— Как был бы прекрасен мир, если бы всё действительно можно было решить логикой и здравым смыслом, Чарльз. Спасибо за старания.
Я улыбнулся настолько чистой и искренней улыбкой, насколько мог. Не уверен, что вообще был способен на такую, но мне удалось добиться нужного эффекта и лицо стиляги перекосило в непередаваемой гримасе. В представлении мужчины, он только что дал воплощению какого-нибудь Владыки Ада совет и тот искренне поблагодарил его.
Во всяком случае, мне действительно полегчало. Спускался вглубь здания я уже заметно более спокойным и собранным.
Театр был идеальным убежищем для разного рода швали. Внутри было тепло и удивительно просторно, вокруг, на первый взгляд, не было ни единой души. Подобное заблуждение было с нами недолго: совсем скоро мы вышли в зал. Наполненный людьми зал.
— Мы не опоздали? — нейтральным тоном поинтересовался я.
Иногда мне кажется, что океан сам по себе любит играть контрастами, раз за разом создавая одну картину безумнее другой. Вроде бы понятную, привычную, но при этом — какую-то не такую. Заброшенный зал находился в аварийном состоянии, с потолка что-то сыпалось, отваливались лампы, обваливались стены. Вокруг было грязно, повсюду валялся разбросанный мусор, сам воздух был пыльным и каким-то вязким.
Но это совсем не мешало десяткам людей, рассевшись по пыльным грязным сидениям, с широкими улыбками наблюдать за представлением. На контрасте с казино, в окружающем пространстве витало концентрированное счастье. Или, правильнее сказать, СЧАСТЬЕ.
Кто-то от счастья лил слёзы, кто-то обнимался, кто-то же просто немигающим взглядом смотрел за представлением, игнорируя нас. Там, на пыльной сцене, что ещё недавно закрывали грязные красные шторы, группа из четырёх человек синхронно танцевала. Медленно, неспешно, словно смакуя каждую секунду своего существования. На лицах танцоров застыли непроницаемые умиротворенные улыбки, которые не могло покоробить ничего.
В стороне от них за фортепиано сидел какой-то ниггер и играл что-то. Играл что-то знакомое, но вспомнить как-то не получалось, совсем не интересовался игрой на фортепиано.
«Это же Шопен, Ноктюрн опус 9, Мистер Фишер! — вдохновлённо прошептал у меня Пит в голове. — Как-то раз
— Как тебе игра, Чарльз? — проигнорировал я поток слов твари. — Честно говоря, не очень люблю фортепиано, но играет он неплохо.
— Вот же дерьмо…
Я покосился на открывшего рот мужчину. Видимо, количество жертв превышало его самые смелые предположения.
— Зришь как всегда в корень, приятель.
«Зал внутри заброшенного театра, толпа зачарованных людей… — пропела у нас в ушах Мисс Андерсон. — В дождливую ночь, Тень и вечно хмурый детектив…»
— Заткнись, Тейлор, — прошипел раздражённый Чарльз, достав наушник из уха.
Я ограничился тем, что просто заглушил связь.
Сзади нас послышались шаги. Мы повернулись и увидели человека, что с застывшей улыбкой, напрочь проигнорировав нас, направился к пустому месту, став новым зрителем. Окинув внимательным взглядом толпу, я пришёл к выводу, что какой-то системы между ними не было: среди «зрителей» были как чистые люди, так и какие-то грязные заморыши. Как бедные, так и богатые. Как белые, так и чёрные, в том числе латиносы с азиатами. Америка, в конце концов, страна эмигрантов и тварь принимала всех, независимо от расы и происхождения. Даже возраст людей был разным, среди толпы попадались как дети, так и уже глубокие старики.
Вот это я понимаю настоящее равноправие.
Единственное, в чём они были едины — в своём СЧАСТЬЕ.
— Похищенных намного больше, чем мы предполагали… — прошептал Чарльз. — Ты сможешь их усыпить?
— Думаешь, они продолжат «не верить» после пережитого?
— Стирание памяти должно будет сгладить углы, — не потерял надежды специальный инспектор. — Или ты хочешь избавиться от них, Фишер?
Мужчина мигом стал мрачнее тучи, хотя, казалось бы, куда ещё хуже?
— Честно говоря, мне насрать. Главное, чтобы это было «тихо», — пожал плечами я. — Разве нам не нужно сперва найти «Кукольного Ангела»?
— Сейчас его здесь нет. Пока есть возможность, усыпи их. Пожалуйста.
Так как мой дружбан воспользовался волшебным словом, у меня не было выбора, кроме как вновь пожать плечами и согласиться (не то чтобы я поступил бы как-то иначе, но ладно). Желая перед встречей с сущностью сэкономить побольше сил, воспользовался для себя как бы не самым наименее затратным и точечным воздействием.
Передо мной появилась моя «Универсальная Удочка», принявшая форму пустого холста. Чёрной кистью быстрыми движениями я начал схематически вырисовывать то, что видел перед глазами, словно отпечатывая реальность на холсте. Старался не сосредотачиваться на общем пейзаже: он мне не нравился и даже раздражал. Очень не хватало в такие моменты малышки Сэнди, чьи пейзажи меня вдохновляли и давали мотивацию творить.
К сожалению, сейчас это была обычная работа.
Примечательной деталью было то, что изображенные люди не улыбались, не плакали (от счастья) и не смеялись. Вместо этого они спали. Картина буквально была пропитана чувством лени и какого-то чарующего желания поспать. На какой-то миг расслабиться и забыться. Я вкладывал это в каждый взмах кистью, буквально отпечатывая свои намерения на холсте.