Ошибка
Шрифт:
— Позволил тебе? — я качаю головой, начиная с ней спорить, но зачем? — Чёрт, женщина, ты глотала текилу, словно это были чёртовы соревнования.
— Пошёл ты, — ворчит она.
— Если тебя стошнит, то не благодари, — улыбаюсь я.
Иисус, ну и видок у неё сейчас.
— О, боже. Я чувствую себя так плохо, — она с такой силой хватается пальцами за край унитаза, что они белеют.
Я слышу всхлип. Что за… она что плачет? Выгибаю шею, чтобы посмотреть на неё. Её лицо искривлено, глаза закрыты, а
— Какого чёрта ты ревёшь? — я стараюсь не смеяться, но, если честно, это до одурения смешно.
— Заткнись. Ненавижу, когда меня тошнит, понял? — она приподнимается, и её тело содрогается, когда она подаётся плечами вперёд.
Прислонившись к стене, я наблюдаю за ней, точно не зная, стоит ли её оставить одну или побыть с ней. После несколько секунд рвоты она отстраняется и продолжает плакать. Снова приподнявшись, она резко бросается к унитазу, и волосы спадают ей на лицо. Закатив глаза, я фыркаю и шагаю к ней.
— Господи, — я приседаю и собираю липкие, влажные пряди с её щек, наматывая распущенные волосы вокруг запястья, чтобы они ей не мешали. — Ты не ищешь лёгких путей, да?
— Просто… — её снова выворачивает. — Просто уйди, — задыхается она между глубокими вздохами, пытаясь оттолкнуть меня, но её движения вялые. Её лицо по-прежнему практически в унитазе.
— Если я уйду, то вероятнее всего ты утопишься.
— О, боже. Думаю, я умираю! — рыдает она, и слёзы катятся по её лицу.
Я плюхаюсь на пол, с изумлением глядя на неё. Это так все грёбаные женщины ведут себя? О, Боже.
— Ты не умираешь. Успокойся, мать твою.
— Я, блядь, умираю.
Я тру виски. Её почти выворачивает наизнанку. Рвота чрезмерно большим количеством текилы привела её к слезам и страху перед приближением смерти?
— Ты не умрёшь, по крайней мере, сейчас, — стону я. — Каким нафиг доктором ты была? Иисус. С каких это пор грёбаная текила — смертный приговор?
Она по-прежнему находится лицом в унитазе и показывает мне средний палец.
— Да что ты знаешь? — она несколько раз сплёвывает в унитаз. — Ты придурок! — её голос эхом отражается от унитаза.
Я смеюсь. Это слово с её изнеженных британских губ каждый чёртов раз заводит меня.
Присев на корточки, она рывком вырывает из моих рук свои волосы.
— Закончила?
Я приподнимаю бровь и постукиваю пальцами по полу. Она дерьмово выглядит, глядя на меня воспалёнными глазами.
— Пойдём. Вставай, — я поднимаю её, спускаю воду в туалете и подвожу к раковине.
Повернув кран, я толкаю её к воде. Она спотыкается, будто вот-вот упадёт.
— Ты собираешься смывать рвоту с лица или нет? — спрашиваю я.
Я открываю один из ящиков туалетного столика и роюсь в поисках зубной щётки. Споласкиваю её под напором воды, и наношу зубную пасту, после чего передаю щётку Тор.
— Так вот как обычно всё выглядит у тех, у кого есть дети? — стону я. — Чёрт. Вот. Почисти зубы.
Забрав её у меня, она раскачивается взад-вперёд и пытается метнуть
Я машу руками, как чёртов дирижер, пытающийся научить кучку идиотов играть Баха.
— И-и-и-и, чисти зубы…
— Почему ты всё ещё здесь? — стонет она. — Я могу почистить эти чёртовы зубы сама. Убирайся!
— Просто почисти зубы, Тор.
Я подхожу к унитазу, чтобы отлить. Как только моча попадает в воду с характерным звуком, она медленно поворачивается лицом с синей пеной от зубной пасты на губах.
У неё расширяются глаза, а челюсть чуть не падает на пол.
— Что… ты творишь?
Я делаю шаг от унитаза, по-прежнему продолжая направлять струю, и улыбаюсь ей.
— Захотелось пописать. Видишь? — я трясу членом и опускаю стульчак вниз. — Моя ванная. Ссу, когда хочу. Всё, я спать, — я усмехаюсь и, избавляясь от одежды, направляюсь к кровати, после чего плюхаюсь на неё.
— Ты отвратителен, знаешь об этом? Не могу поверить, что ты только что просто взял и достал его передо мной.
Взбив подушку, кладу её под голову. Господи, она когда-нибудь заткнётся?
— Боже! — стону я.
Через несколько минут она заходит в комнату, её рубашка обёрнута вокруг шеи, а руки подняты вверх. Она сейчас это серьёзно? Я не должен смеяться, но блин. Она, как чёртов ребёнок, когда пьяная. Вздохнув, я поднимаюсь с постели и дёргаю её рубашку через голову.
— Я бы и сама могла это сделать, — ворчит она.
— Да-да. Выглядело именно так, — я достаю футболку из своего комода и бросаю перед ней на кровать. — И не волнуйся. Я не собираюсь подглядывать.
Повернувшись от неё в другую сторону, я слышу, как она топает по комнате, пытаясь одеться, и что-то бормочет про себя. И только одному Богу известно, что именно она говорит.
Через несколько секунд другая сторона кровати проседает под её весом. Я тянусь и выключаю лампу, погружая комнату в кромешную темноту. Спустя минуту её дыхание выравнивается и становится тяжёлым, а я… не могу сомкнуть глаз.
Каждое её крошечное движение только всё усложняет. Мне хорошо известно об её присутствии, как и моему члену. Что, блядь, я сделал? Наверное, я чёртов мазохист, если сплю рядом с женщиной, которую всего несколько часов назад прижимал к дереву, готовый засунуть в неё свой член, пока она выгибалась передо мной, словно чертова продажная проститутка. Она горячая штучка, просто и понятно, но мой член, кажется, ощущает потребность напоминать мне об этом факте… слишком часто. Чем больше я думаю о ней у того дерева, тем твёрже становлюсь. Это до чёртиков смешно. Я смотрю на неё, наблюдая, как поднимается и опускается её полная грудь, и будь я проклят, каждый раз, когда эти прелести поднимаются — её тугие соски врезаются в тонкую, надетую на неё, футболку. Это действие заставляет мой член дёргаться, словно он вот-вот взорвётся.