Ошибки богов. Тетралогия
Шрифт:
– Приветствую, повелитель! – проревел он, тормозя возле меня, как локомотив, и подламываясь сперва передними копытами на колени, а потом задними. – Готов служить!
– Мне бы тебя на землю, да ставить на скачках, – пробормотал я. – Миллионером за час бы стал. Ладно, как звать тебя, мустанг? И где Центория?
Кентавр ошалело потряс головой. Видно, мыслительная деятельность у него уступала физической. В разы. Но главные вопросы он уловил:
– Так ведь вы сами только что назвали мое имя?! – удивился он, оборачиваясь и разглаживая травяную подстилку на своем крупе. О седле подумали, сволочи! – А Центория сослалась на головную боль и ускакала в лагерь. Там ведь остались многие из нас. И порядок надо навести… Ужас, как в кошмаре вспоминаю, как вот этими руками рвал на части живых кошечек… – И здоровенный кент замотал головой, разбрызгивая крокодильи слезы, – Нам никогда, никогда не отмыться от этого!!!
– Успокойся, успокойся, большой и злобный великан, – попытался я задобрить жеребчика. – Как ты сказал тебя зовут? Мустанг? Какое совпадение…
– Я Муса из рода гордого Танго, – заливая меня слезами, поведало это чудо природы. – Но как нам жить дальше?!
– Дядя Ричард поговорил с Духами и милостиво согласился взять на себя ваши грехи!
– Правда?! – бугай уставился на меня взором кота из Шрека. – Вы не шутите, Избранный?!
– Правда, правда, – вздохнул я. – Клянусь Светом!
В воздухе зазвенело, вокруг расцвели подснежники, полилась песнь Белоснежки, запорхали птички, вышел Бемби из леса и появилась ехидная Галадриэль, уже по пояс.
– Подтверждено! – ухмыляясь во весь свой воздушный рот, громогласно заявила она. – Теперь не отвертишься, Рич. Чао! – И исчезла, оставив после себя завянувшие цветы, поперхнувшуюся гнилым яблоком Снежку, оленье говно и двух остолбеневших идиотов.
– Твою ма-а-а-ать!!!…
… Что это было, повелитель? – нудел мой таксист. – Ведь, это Великий Дух?!
– Да, а теперь заткнись!
– Я видел Великого Духа! Я видел Духа! А она правда была бесплотной? Мне не показалось?!
– Да, а сейчас закрой рот!
– А это правда, что на вас их метка? То-то все болтали в стаде, что даже в дикарском обличье не могли причинить вам вред!
– Да, метка! – проревел я, в третий раз скатываясь с седла на землю. – Заткни фонтан и помоги мне сесть!!! Стоп, что ты сказал?! Не могли причинить мне вред?!
– Все верно. – Сокрушенно признаваясь мне, поведал жеребец. – Я был тем, кто кинул камень и оглушил вас у проклятых руин. Я слабо припоминаю, что не мог поднять совершенно легкий с виду камешек, а, разозлившись, зашвырнул его, не целясь, в вашу сторону. А когда поскакал за ним, то не мог поднять молот на вас! И снова слепая ярость подавила мои мысли и заставила…
– Достаточно! – поморщился я. – Развел тут оперные сопли. Я понял. Мне надо подумать. А ты помоги мне! Кстати, тебе лет-то сколько?
– Восемь! – гордо признался злодей театра.
– Ско-о-олько?!!
– Серьезно, восемь! – подтвердил он. – Не верите? Да спросите кого угодно! Любой подтвердит, что Муса из Рода Танго уже на следующий год может запрыгивать на кобыл!
– Так, погоди, – потряс я головой, не желая признавать эту лютую дичь. – Расскажи мне про возраст кентавров. Сколько вы живете и все остальное.
Из сбивчивого рассказа Мусы, мне многое стало понятным. Век кентов был сравнительно недолгим, – они уступали даже людям. Очевидно, все дело было в нижней части, которая могла выдержать максимум сорок лет. Редкие особи доживали до пятидесяти. Впрочем, это никогда никого не заботило. Даже до заражения их разума Хаосом, Муса не мог припомнить никаких легенд, в которых бы кентавры завидовали всем остальным. Напротив, бешеная воля к жизни, стремительный темп развития, неприхотливость в еде, стопроцентно прекрасное размножение и, особенно, наличие у самок двух: – “Ну этих, ну вы поняли. Вот эти самые, круглые. Одна под хвостом, другая спереди”, - тоном Славика пытался рассказать мне невинный мустанг.
Странное дело, но у самцов строение тела было очевидным, – как стандартного коня. А вот кто решил так пошутить с самками, – оставалось тайной, затерянной в веках. И опять-таки, никто не парился над этим. Кобылки с удовольствием отдавались как соплеменникам, так и прочим расам, способным удовлетворить их ненасытный аппетит, но беременели только от себе подобных.
– Хоть об этом подумали предки-извращенцы! – пробормотал я, с трудом удерживаясь на подушке из трав, пока Муса отчаянно пытался не перейти в галоп из незнакомой рыси. По его словам, он в жизни не передвигался так медленно, и я был склонен поверить ему на слово.
– Сколько займет времени до лагеря добраться? – трясясь в импровизированном седле, спросил я Мусю.
– Хорошо, если полдня, – тоскливо косясь на солнце, протянул он.
– Тогда притормози.
Как только он встал, я съехал на землю и выдернул из седла длинную веревку, связывающую его. Подушка рассыпалась, зато теперь у меня была возможность держаться за что-то другое, кроме крепкой груди Муси и его торчащих сосков. С трудом вскарабкавшись обратно, я кинул ему веревку и наказал крепко держать. Зато теперь, схватившись за концы, я почувствовал себя настоящим всадником. Но чего-то не хватало…
– Н-но! Пошла родная! – и тупорылый Избранный ударил пятками по крупу.
Как оказалось после, Мусю никогда в жизни не пинали в бока чьи бы то ни было ноги, и он действовал на одних инстинктах. Но это было позже. А я летел, наслаждаясь короткими секундами невесомости, пока не встретился с деревом. Даже не отключившись, я лежал на травке и балдел, поражаясь собственному идиотизму, пока жеребец в панике месил землю вокруг. Подлечившись, я решил заканчивать этот цирк.
– Успокойся, я в порядке. Кому вообще пришла идея в голову послать такого впечатлительного кентавра как ты?
– Мне!…
Дубль два. Избранный сидит на крупе Муси, держась за веревки.
– Поехали! – Дыг-ды-дыг, Дыг-ды-дыг. – А-а-а, мать твою!
Нелегкое это дело, – удержаться на спине галопирующей лошади. Вставая и вытирая грязь с морды, я двинулся к непокорному транспорту.
Дубль три. Заколебавшись и наплевав на приличия, я прижался к Мусе, как родному папаше, обхватив его гордую спину. При всем желании я не мог соединить руки, настолько его торс был огромен. На задницу пришлось снова забить, так как подушку я распустил собственноручно.