Ошибки в формуле любви
Шрифт:
Только потом она призналась, что ей не нравилось в Москве. То есть нравилось — на расстоянии. Трудно было не восхищаться и не любить. Трудно было стать своей. У Лизы не получилось, а в чужом, пусть и лучшем городе земли, жить сложно — да и зачем себя мучить, если есть куда вернуться?
Наверное, то же самое происходило и со мной. Чужой город, чужая школа, чужой Илья, чужая компания, чужая Катя… Только Лиза сильная, а я нет.
Интересно, что она мне скажет сейчас?
— Ты плачешь не потому, что тебе больно, а потому, что снова нужно
— Я не хочу никого искать, — возразила я. — Я хочу, чтобы он сам нашелся.
— Марусь, ты ведь уже знаешь, что нам обычно говорят в таких случаях? Все будет хорошо, все само наладится, появится парень и все такое. Да?
— Да, я знаю. Все так говорят.
— Это не так, Марусь.
— Почему?
— Он не появится, если ты будешь сидеть у компа и оплакивать свою бывшую любовь, если будешь ходить с грустным лицом, если будешь ждать, что Илья вернется, если будешь искать встреч с ним, если будешь пытаться его вернуть…
— …и что мне делать?
— Ничего особенного, — ответила Лиза. — Главное, не замыкайся в себе. Жизнь продолжается. Учись, общайся, улыбайся, даже через силу. Это помогает.
Мы проболтали с Лизой еще час. Хоть она и была далеко, я чувствовала, что мы рядом. Ее слова и истории не давали ложных надежд, не обещали безусловного счастья, но почему-то они нравились мне больше, чем обманчивый «пазитифф» журнальных статей, интернет-заметок и реальных знакомых.
Я отключила скайп, когда за окном уже начало темнеть. Пришло SMS от Юли. Прошлой осенью она дала мне почитать книгу об отношениях. Что-то там про Марс и Венеру говорилось в названии. Теперь она просила ее вернуть. «Тебе она вряд ли уже поможет», — писала Юля.
Я ничего не ответила, а рука сама потянулась к тонкому фотоальбому, в котором было всего семь наших общих с Ильей снимков — случайных и нерезких, я не нравилась себе на них. Открыла альбом — пусто.
— Гоша, это ты взял фотки из моего альбома?
— Да, — признался Гоша, не отрываясь от игры в приставку. — Это я.
— Где они? — серьезно спросила я.
— Лежат в надежном месте.
— Зачем ты их спрятал?
— Ты будешь смотреть на них и плакать, — сказал он. — А я не хочу, чтобы ты плакала.
Я вздохнула, но спорить не стала. Гоша почти всегда прав. Иногда мне кажется, что он вообще умнее меня. Во многом, если не во всем.
Вечером, ложась спать, я заметила, что пропал плюшевый медведь. Тот самый, которого Илья подарил. Его самый первый подарок. Мишка был коричневый, большой и мягкий, с черным бантиком на шее.
— Спокойной ночи, — сказал Гоша, заглядывая в мою комнату перед сном. — Ты что-то потеряла?
— Ты знаешь, — улыбнулась я.
— Знаю, — кивнул Гоша. — Дурацкий медведь. Мне он никогда не нравился!
— Получишь у меня, когда я выздоровлю! — пригрозила я, забираясь под одеяло.
Глава 13
Теплее
На вторую неделю моей болезни позвонила Катя. Я не ждала ее звонка. Точнее, я была уверена, что она не позвонит и что мы вообще больше общаться не будем. Правда, понять не могла, почему она заплакала и сжала мою ладонь на прошлой неделе, когда мы бежали километр на физре…
— Как ты? — спросила она неуверенно. Будто долго думала, что спросить, и не смогла придумать ничего, кроме этих двух слов.
— Нормально, — ответила я. — Болею. А что?
— Маш, я просто хотела все объяснить…
— Я все знаю, — вздохнула я. — Ты потеряла записку, а я нашла ее в раздевалке после физры. Я понимаю тебя. Не переживай…
— А я не понимаю, — сказала Катя. — Все не так.
— Почему?
— Я запуталась. Наверное, мне нужна была эта неделя, чтобы во всем разобраться.
— Ну и как, разобралась?
— Не знаю, — вздохнула она. — Я думала, что все будет хорошо. Что мы с Крис станем дружить, как раньше. Дружить — в прямом смысле слова. Но ничего не изменилось… Просто они с Наташкой стали снова у меня списывать, а как что интересное — в кино пойти, в клуб или о парнях поболтать, так я уже не нужна. Мною попользовались и забыли. Ты была права, Маш. А я тебе не верила, бесилась…
— Бесилась, потому что сама понимала, что это правда, — ответила я. — Просто не хотела в этом признаться.
— Наверное, — сказала Катя. — Маш, ты… прости меня. Я дура. И мне очень стыдно за тот день.
— Перестань, все в порядке.
— Правда? — не поверила Катя.
— Давай забудем?
— Давай, — согласилась Катя. — Я приду к тебе?
— У меня ветрянка, — сказала я.
— А у меня иммунитет, — ответила она. — Я в пять лет переболела.
— Ну тогда приходи, — улыбнулась я. — Очень много надо рассказать.
Катя пришла через полчаса, и я рассказала ей обо всем, что произошло со мной за эту неделю, начиная с ночи в квартире Ильи. Его равнодушие, поездка в Питер с Ирой, о которой я узнала от Юли, приветы от него же, наши последние сообщения друг другу в ICQ, разговоры с мамой и сестрой и, конечно, поддержка Гоши.
— Козел он, — сказала Катя, выслушав меня. — Но не такой уж и плохой, каким мог бы оказаться! Если бы у вас что-то было, ты бы чувствовала себя еще хуже. А так, можно сказать, что он поступил благородно. Ничего, Маш. Он еще пожалеет и вернется к тебе. Я уверена.
— Не пожалеет, — ответила я. — Это так, иллюзия.
— Наверное, — пожала плечами Катя. — А мне все равно нравится думать, что он пожалеет! Можно я буду так думать?
— Думай, — улыбнулась я.
— Хорошо, — сказала Катя. — Спасибо, что разрешила. Буду думать за нас двоих.
— В смысле?
— Меня ведь тоже, можно сказать, бросили.
— Саша?
— Да. Мы ведь даже не встречались, а все равно обидно. Если бы встречались и он бросил — это одно. А если ничего не было и уже точно не будет — это другое совсем. Неприятно. Как-то, оскорбительно, что ли…