Ошибки в путеводителе
Шрифт:
Я их все злостно пропустил. Пошел гулять по городу и до темноты успел обойти центральную часть, перешел реку Вологду по Красному мосту, походил по Заречью, где много особняков и чудесная Никольская церковь с огромными черными куполами.
За сорок лет деревянных домов поубавилось раз в десять, даже один из центральных соборов снесли уже после нас – в 1972 году. Случай, по-моему, уникальный, в эти годы центральные соборы уже не сносили. Но вот что я хочу сказать: Вологда и сейчас прекрасна. Когда ходил по центру, все мне нравилось, а когда дошел до реки, начал обмирать, как и за границей не часто
К Софии я подошел ровно в те минуты, когда она стала совершенно розовой с той стороны, где закат. В кремле (архиерейском дворе) никого уже не было, только вороны перелетали с дерева на дерево. Когда вышел из кремля, закат уже переходил в лимонную фазу и темнел по углам. Вдруг неисчислимая туча ворон с карканьем заполнила все небо, небо стало черным. Туча сделала несколько кругов и – раз! – вся уселась на одной березе; уже и березы не видно, одни вороны.
Дом Шаламова у самой Софии, то есть в переводе на Москву – примерно на месте мавзолея. Тут же в двух шагах обширный (иначе не скажешь), многофигурный памятник Батюшкову, почему-то с конем. Присутствие коня никто не мог мне разъяснить, но памятник на самом деле совсем неплохой, какой-то человеческий.
И все в этом городе показалось мне каким-то человеческим – уютным и довольно ухоженным. На улицах все больше молодые люди, нормально одетые, с хорошими лицами. Когда замерзал уже до костей, заходил куда-то погреться. Клуб «Архитектор», завешенный старыми гравюрками и «авангардными» картинками, принял меня как дорогого гостя даже без предъявления членского билета. Но особая благодарность сети народных ресторанов «Город», чистых и теплых, с вежливейшими миловидными подавальщицами, где одних только вторых блюд за двадцать наименований, а больше чем на триста рублей не наешь, как ни старайся.
Чтение мое было на следующий день в областной библиотеке. После чтения еще раз зашел в кремль, потом поехал в Прилуки – это уже почти за городом. От центра к окраине, а окраины всюду понятно какие. Но глаз терпеливо мирится с тем уродством, которое ничем не притворяется. Я вообще заметил, что становлюсь все внимательнее ко всяким фабрикам, не обязательно старым, складам, сараям. Должно быть, это новая Москва меня так повернула, когда перед глазами постоянно маячат миражи, фиктивно являющиеся домами, а по сути – денежными вложениями. Такая архитектура и соотносится только с реальностью финансовых потоков, а это, согласитесь, все же какая-то не та реальность.
За городом было еще холоднее. Звонарь в черной рясе и полосатой полуспортивной куртке бил в колокол прямо с земли, дергая язык за длинную веревку. Маленький монастырский пруд уже почти замерз. У самой воды серая кошка играла с серой мышкой; отпустит – поймает – отпустит. В этот пруд когда-то сбросили все монастырские надгробья, Батюшкова в том числе. Потом кое-что достали и вернули на место. Но на месте могилы поэта уже стояла перенесенная деревянная церковь,
Умбрия (2012)
Городок Civita di Bagnoregio стоит на высокой скале и славится своими видами, считающимися лучшими в Италии. Виды действительно хороши и лишь немного уступают видам из нашего второго дома.
Мы вселялись туда вечером восьмого дня, долго кружили по сельской дороге, а дом вверху появлялся и исчезал, сверкая, как слиток. На много километров вокруг другого жилья не наблюдалось. Дом (вилла, замок) старый, 1640 года, перед домом фигурные ворота и круглый колодец; на первом этаже только столовая, кухня и две комнаты с каминами. Когда располагались, показалось, что мест на всех не хватает; просто не сразу обнаружили отсек с двумя спальнями, он как-то спрятался.
Проснувшись утром, подошел к нашему окну. Вровень с подоконником покачивались верхушки двух узеньких юных кипарисов. На каждой сидело по маленькой черно-желтой птичке со светлой грудью и в красном беретике. Вы уже, конечно, догадались, что это были щеглы. Сорвавшись со своих мест, они закружились друг около друга, запорхали, как бабочки. Брачный период?
Вдали разноцветные деревья разгораживали участки холмов: засеянные сурепкой ярко-желтые, зеленые с прожелтью, голубоватые, распаханные коричневые с бороздами цвета свежей меди. Носятся ласточки. За далекие синие горы цепляются облака.
Земля Умбрии действительно цвета умбры, зеленовато-коричневая. Может, это случайность, но когда мы однажды пересекли границу, заехав в соседние Марки, сразу изменился цвет земли, она стала светло-песочной.
По сравнению с абсолютной законченностью Тосканы здесь видится в пейзаже какая-то устремленность, незавершенность. Тоскана – холмы; Умбрия – горы, некоторые со снежными вершинами. Тоскана – кипарисы и одинокие пинии; Умбрия – плотные дубовые леса, вязы. Кипарисов тоже хватает, но хвойные породы редкость.
Я решаюсь на такие обобщения, потому что, одержимые вульгарной жаждой новых впечатлений, мы каждый день покидали свои райские стоянки и куда-то неслись. Объехали чуть не всю Умбрию, общую цифру увиденных городов неловко называть (30). Конечно, в большинстве своем это маленькие городки, скорее деревни, а «города» только в нашем понимании: потому что состоят из каменных, поставленных встык домов. И даже не «поставленных», а выросших друг из друга и из гор, на вершине которых образовались. Это именно образование, какой-то естественный нарост (как древесные грибы на стволах). Это часть природы.
Первый наш дом был в более людном месте (зато соседи неплохие: с одной стороны Перуджа, с другой Ассизи) и тоже немного напоминал замок, даже с колоннами в громадной столовой. Вид и там неплох: на ближней горе каменное село-крепость с колокольней, на одной из дальних мелко насыпана Перуджа. Горы идут кругом в два контура: первый синий, второй размытый, голубовато-пепельный. У ворот огромный дуб. Горлицы перекликаются утробным своим угу-гу.
В первую, пасхальную ночь пошел перезвон колоколов; начала Перуджа, подхватил (из-за горы) Ассизи.